Что следует понимать под международным правом. Порядок имплементации различных частей международного права

1. Понятие международного права [Мировая война вызвала широко распространившуюся среди юристов различных стран неудовлетворенность несоответствием между существующим правом и теорией права, а вместе с тем и убеждение в необходимости многое перестроить в международном праве и найти для него новую базу. Среди большого количества литературы укажем следующую: Fauchille, 17111721; Stowell, pp. 729762| Alvarez, Le droit international de I"avenir, 1916; Eltzbacher, Totes und lebendes V цlkerrecht, 1916; Niemeyer, Aufgaben k ьnftiger Volkerrechtswissenschaft, 1917; Nippold, The Development of International Law after the World War, 1917 (перевод Hershey,1923); Lammasch, Das Volkerrecht nach dem Kriege, 1917; Sch ьcking, Die v цlkerrechtliche Lehre des Weltkrieges, 1917; Nelson, Rechtswissenschaft ohne Recht, 1917; Jitta, The Renovation of International Law, 1919; von Vollenhoven, The Three Stages in the Evolution of the Law of Nations, 1918; Zitelmann, Die UnvollkoramenheUen des Volkerrechts, 1919;Woltzendort, Die Luge des Volkerrechts, 1919; Garner, Developments, pp. 142; 775818, в R. G., 28, 1921, pp. 413440; Feilchenfeld, Volkerrechtspolitik als Wissenschaft, 1922; Niemeyer, Rechtspolitische Grundlegung der Y цlkerrechtswis, senschaft, 1923; Burckhardt, Die Unvollkommenheit des V цlkerrechts, 1923; Nathan, The Renascence of International Law, 1925; Politis, Les nouvelles tendances du droit international, 1927, в R. I., Paris, I, 1927, pp. 5775; Bl ьhdorn, op. cit., pp. 214243; Fischer Williams, Chapters, pp. 6885; Breschi, Di alcuni recenti sviluppi del dirido internazionale, 1931; Cavaglieri, La rinnovazione del diritio internazionale edi suoi timili, 1931; M ьllereisert, Die Dynamik des revolutionaren Staatsrechts, des V цlkerrechts und des Gewohnheitsrechts, 1933; Kraus, Die Krise des zwischenstaatlichen Denkens, 1933; Laun, Der Wandel der Ideen Staat und Volk, 1933; Scott, Le progres du droit des gens, 1934; Van Vollenhoven, The Law of Peace (перевод с голландского, 1936), pp. 113261; Griziotti, Riflessioni di diritto internazionale, 1936; Alvarez, Le nouveau droii international, 1924 и La psychologie des peuples et la reconstruction du droit international, 1936; Rolin в R. G., 26, 1919, pp. 129141; De Louter в R. G., 26, 1919, pp. 76110; Pound в Bibliotheca Visseriana, 1923, I, pp.7390; Kunz в Grotius Societi, 10, 1925, pp. 115142, в Strupp Wort., III, S. 294302; Hudson в American Bar Association Journal, Feb. 1925, pp. 102107, и A. J., 22, 1928, pp. 330 350; Dickinson в West Virginia Law Quarterly, 32, 1925, pp. 432 и в Michigan Law Review, 25, 1927, pp. 622644; Alvarez в Grotius Society, 15, 1929, pp. 3548; Garner в R. G., 37, 1930, pp. 225240, и Hague Recueil, vol. 35, 1931,t.1, pp. 609720; Del Vecchio, ibid., vol. 38, 1931, t.IV, pp. 545649; Le Fur, ibid., vol. 41, 1932, III pp. 548598; Keller в Z. V., 17, 1933, S. 342372; Martin в Canadian Bar Review, 12, 1934, pp. 227241; Scelle в R. I., Paris, 15, 1935, pp. 735; Le Fur, ibid., 17, 1936, pp. 725; Brierly в Nordisk Т. А., 7, 1936, pp. 317.

Литературу последнего времени, содержащую критику понятия суверенитета, см. 66 (прим. 1); об основах международного права см. 11 (прим 1); литературу о тенденциях к возрождению естественного права в науке международного права, появившуюся в последнее время, см. 59 (прим. 9).

Кризис в области международных отношений, предшествовавший и сопровождавший события второй мировой войны, а равно выявившаяся неспособность организованного международного общества подавлять частые и вопиющие нарушения международного права дали повод к новой критике международного права их возражениям на нее. См., например, Fischer Williams, Aspects оf Modern International Law, An Essay, 1939; Niemeyer, Law without Force, 1941; Kelsen, Law and Peace in International Relations, 1942; Brierly, The Outlook international Law, 1944; Vedel в R. G., 46, 1939, pp. 936; Jessup в Foreign Affairs (U. S. A.), 18, (19391940), pp. 244253; Keeton в Grotius Society, 27, 1941, pp. 3158, Schwar-zenberger в А. J., 37, 1943, pp. 460479; Kunz в American Political Science Review 38, 1944, pp. 354369; Dickinson в California Law Review, 33, pp. 506542.

Необходимо, однако, делать различие между критикой международного права и науки международного права. Нельзя признавать науку ответственной в сколъко-нибудь значительной степени за недостатки международного права, развитие и авторитет которого зависят от готовности государств признать естественное сужение своих прав в силу постепенного ограничения суверенитета. Наука международного права может содействовать такому развитию действующего права, выявляя его дефекты, исследуя возможности его усовершенствования и стремясь уменьшить его недостатки, присущие природе государств и обусловленные невозможностью подчинять их искренние интересы господству права].

Право народов, или международное право (International Law, Droit des gens, Vцl kerrecht), термин, обозначающий совокупность обычноправовых и договорных норм, признаваемых цивилизованными государствами юридически [В отличие от простых узусов (обыкновений), правил нравственности и так называемой международной вежливости (см. 3, 9, 19в)] обязательными в их взаимоотношениях друг с другом. Та часть этих норм, которая является обязательной для всех без исключения цивилизованных государств, как, например, право, связанное с посольством и договорами, называется универсальным международным правом, в отличие от партикулярного международного права, которое является обязательным только для двух или для немногих государств. Кроме того, необходимо еще отличать общее международное право [Критические замечания по поводу деления на общее и партикулярное международное право см. Kelsen в Hague Recueil, vol. 42, 1932, t. IV, pp. 172178; см. также Kaufmann, ibid., vol. 54, 1935, t.IV, pp. 313317; также 29а]. Этим термином следует обозначать совокупность норм, обязательных для большого числа государств, включая руководящие державы. Общее международное право, как, например, Парижская декларация 1856 г., имеет тенденцию к превращению в универсальное международное право.

Международное право в том смысле, как этот термин употребляется в настоящее время, не существовало в древности и в первой половине средних веков. В своем первоначальном виде оно по существу являлось продуктом христианской цивилизации и стало постепенно развиваться начиная со второй половины средних веков. Но своим существованием в качестве систематизированной совокупности норм международное право обязано голландскому юристу и государственному деятелю Гуго Грецию, работа которого De Jure Belli ас Pacis Libri Tres вышла в 1625 г. и стала основой всего дальнейшего развития международного права.

Международное право есть право, регулирующее прежде всего взаимоотношения государств, а не отдельных лиц. Поскольку кроме международного права над отдельными суверенными государствами нет никакой суверенной власти, право народов обычно рассматривается как право между отдельными государствами, а не над ними, и поэтому-то со времени Бентама оно и называется также международным правом [Аргументы, приводимые Snow (см. A. J., 6, 1912, pp. 890900, и R. G., 19, 1912, pp. 309318) против термина международное право и его предложение заменить его термином надгосударственное право базируются на том положении, что всякое право нисходит сверху].

Установленное Бентамом различие между международным, публичным и частным правом общепринято, но необходимо подчеркнуть, что только так называемое международное публичное право, которое идентично с правом народов, является международным правом, в то время как так называемое международное частное право таковым, по крайней мере как правило, не является . Международное частное право охватывает такие предметы, которые одновременно подлежат юрисдикции двух или более различных государств. Ввиду того, что внутренние законы различных государств, относящиеся к этим предметам, часто находятся в противоречии друг с другом, выработалась совокупность принципов, имеющих целью предотвратить или ограничить такие конфликты [См. статью Beckett в В. Y.,7, 1926, pp.7396, под заглавием What is Private International Law?; Cheshire, Private International Law, 2 ed.,1938, pp. 329, 8292; Wolff, Private International Law, 1945, pp. 1115; Arminjon в R. I., 3-m е ser., 10, 1929, pp. 680698; Rundstein в Theorie du droit, 9, 1935, pp. 255269; Nussbaum в Columbia Law Review, 42, 1942, p. 189 et seq. Об отношениях между международным публичным нравом и международным частным правом см. Siotto-Pintor в L"Egypte contemporaine, 26, 1935, pp. 237267; Scelle, I, pp. 4249; Rund-stein в R. J., 3-me ser., 17, 1936, pp. 314349; Starke в L. Q. R., 42, 1936, pp. 395401. О проекте международного суда по вопросам международного частного права см. Carlander в Hordisk Т. А., 2, 1931, pp. 4960. Обзор решений Постоянной палаты по вопросам международного частного права см. Hammarskjцld в Revue critique du droit international, 30, 1934, pp. 315344. О коллизии законов в международных судах см. Lipstein в Grotius Society, 27, 1941, pp. 141181; 29, 1942, pp. 5184]. То, что теперь называется международным частным правом, может в то же время стать международным правом, по мере того как государства, заключая правообразующие договоры [Приложение А, см. т. I, полутом 2.], будут вступать в соглашения относительно норм, применение которых должно служить для разрешения упомянутых коллизий.

2. Юридическая сила международного права оспаривается. Почти с самого возникновения науки международного права возникли споры по вопросу о том, являются ли его нормы юридически обязывающими. Уже Гоббс и Пуфендорф дали на это отрицательный ответ. В XIX в. (Austin) Остин и его последователи заняли ту же позицию. Они определили право как совокупность норм человеческого поведения, установленных и принудительно осуществляемых суверенной политической властью. Если признать такое определение правильным, то международное право не может быть названо правом, так как оно представляет совокупность норм, регулирующих взаимоотношения между суверенными государствами. Над суверенными государствами нет такой политической власти, которая могла бы принудительно осуществлять эти нормы. Однако указанное определение права неправильно. Оно охватывает только писаное или статутное право внутри государства, ту часть внутригосударственного права, которая точно установлена законами парламента конституционного государства или какой-либо другой суверенной властью государства неконституционного. Такое определение не охватывает ту часть внутригосударственного права, которая называется неписаным или обычным правом. В действительности нет в мире такого общества или государства, которое могло бы существовать при наличии только писаного права. Повсюду наряду с писаным правом имеется обычное право. Это обычное право никогда не устанавливается каким-либо законодательным органом, ибо тогда оно не было бы только обычным правом. Те, кто определяет право как нормы, установленные и принудительно осуществляемые суверенной политической властью, не отрицают существования обычного права; но они утверждают, что обычное право носит характер права только в силу косвенного признания его государством; такое признание можно усмотреть из того факта, что суды применяют обычное право наравне с писаным и государство не препятствует им в этом. Однако утверждение это не что иное, как фикция. Суды, не имея законодательной власти, не могли бы признавать правом неписаные нормы, если бы эти нормы не являлись правом до такого признания, а государства не могли бы признавать правом неписаные нормы только потому, что это делают суды.

3. Характеристика норм права. Для того чтобы дать правильное определение права, необходимо сравнить право и нравственность, ибо как право, так и нравственность устанавливают в значительной степени одни и те же нормы человеческого поведения. Отличительной чертой норм нравственности является то, что они обращаются к совести и только к ней одной. Тот или иной акт теряет всякое значение перед судом совести, если он был совершен не по доброй воле и не сознательно, а был вынужден какой-либо внешней силой или же совершен по мотивам, чуждым совести. С другой стороны, отличительной чертой норм права является то, что они в случае-необходимости могут быть принудительно осуществлены, внешней силой [См. Westlake, Papers, p. 12; Twiss, I, 105]. Конечно, нормы права апеллируют к совести совершенно так же, как нормы нравственности. Но последние, подлежат осуществлению одной только внутренней силой совести, тогда как первые требуют осуществления внешней силой [Такое различие между нормами права и нравственности, однако, отнюдь не пользуется всеобщим признанием. См., например, Heilborn, Grundbegriffe des V цlkerrechts, 1912, S. 310; 23, Vinogradoff в Michigan Law Review. 1924, pp. 18, 183153. О международной морали см. 19 в].

4. Законодательная власть не является существенным моментом для наличия нрава. Если таковы отличительные признаки нравственности и права, то мы можем выставить следующее положение: определенная норма является нормой нравственности, если по общему согласию общества она обращается к совести и только к ней одной; если же с общего согласия общества определенная норма эвентуально подлежит осуществлению при помощи какой-либо внешней силы, она является нормой права. Без права и нравственности в том или ином виде никакое общество никогда не существовало и, вероятно, не могло бы существовать. Но наличие законодательной власти не обязательно в обществе, по крайней мере в первобытном.

Подобно тому как нормы нравственности развивались под влиянием многообразных факторов, так и право может развиваться, не будучи точно выражено и установлено законодательной властью. Всюду, где мы имеем возможность наблюдать первобытное общество, мы находим, что и там некоторые нормы человеческого поведения апеллируют к одной только совести, в то время как другие, с общего согласия общества, подлежат принудительному осуществлению. Первые нормы только нравственности, вторые нормы права. Существование законодательной власти или судов не является существенным для бытия права. Когда в первобытном обществе возникает вопрос права, его решает само общество, а не какой-либо суд. Разумеется, когда общество вырастает из первобытных условий существования и постепенно так расширяется, что превращается в государство в собственном смысле этого слова, то жизненные потребности и изменившиеся условия существования уже не позволяют самому обществу вершить все общественные дела, и право уже не может оставаться целиком во власти различных факторов, под влиянием которых оно постепенно развивалось от случая к случаю. По этой причине мы в каждом государстве находим законодательные органы, издающие законы, и суды, которые их применяют. (По той же причине отсутствие законодательной власти в отношениях между государствами может быть объяснено только исходя из предположения, что отношения эти отношения первобытного общества. Но это трудно согласовать с тем фактом, что отношения эти являются отношениями между современными цивилизованными государствами. Не следует придавать преувеличенного значения аргументу, обосновывающему юридический характер международного права ссылкой на первобытное общество [См. Lauterpacht, The Function of Law, p. 406; Westlake, Collected Papers, p.22. Если мы понятие права применяем к чему-либо открытому нами в весьма отдаленном от нас состоянии общества, прежде чем мы сами точно установили, что следует понимать под этим названием, то мы лишь ставим перед собой вопрос, но мы отнюдь не уверены, что употребленные нами выражения имеют какой-либо определенный, а следовательно, и полезный смысл].)

Если мы зададим вопрос, откуда исходит власть законодательного органа издавать законы, то нет иного ответа, кроме следующего: из общего согласия общества. Так, в Великобритании парламент является законодательным органом с общего согласия. Акт парламента есть право, ибо за ним стоит общее согласие Великобритании. То, что парламент обладает законодательной властью, это тоже право, но право неписаное, обычное.

Отсюда следует, что всякое статутное, или писаное, право основывается на неписаном праве, поскольку власть парламента творить статутное право дана ему неписаным правом. На основании общего согласия британского народа парламент обладает властью создавать нормы, подлежащие осуществлению внешней силой. Но наряду со статутным правом, создаваемым парламентом, существует и постоянно развивается другое право, неписаное, или обычное, которое каждодневно признается судами.

5. Определение и три существенных условия права. На основе предшествующего исследования мы можем дать определение права. Мы можем сказать, что право есть совокупность норм человеческого поведения в обществе, которые по общему согласию этого общества подлежат осуществлению внешней [Т. е. внешней по отношению к личности, против которой они осуществляются] силой. Имеются, следовательно, три существенных условия для наличия права. Во-первых, должно существовать общество. Во-вторых, в этом обществе должна быть совокупность норм человеческого поведения. В-третьих, должно быть налицо общее согласие общества на то, чтобы эти нормы подлежали осуществлению внешней силой. Не является существенным условием, чтобы такие нормы поведения были писаными или чтобы в данном обществе имелась законодательная власть или отправляющий правосудие суд. Если мы находим это определение права правильным и принимаем эти три существенных его условия, то наличие права не ограничивается только теми случаями, когда речь идет о государственных образованиях, а может быть установлено везде, где имеется общество [Лучшим примером существования права вне государства является право римско-католическй церкви, так называемое каноническое право. Эта церковь является организованным обществом, члены которого рассеяны по всему земному шару. Они считают себя связанными нормами канонического права, хотя нет никакой суверенной политической власти, которая устанавливала бы и осуществляла эти нормы. Но имеется внешняя сила, при помощи которой осуществляются нормы канонического права, а именно санкции канонического права, как то: отлучение от церкви, недопущение к таинствам и т. п. Нормы канонического права осуществляются таким путем с общего согласия всего римско-католического общества]

6. Право не должно отождествляться с внутригосударственным правом. Однако необходимо подчеркнуть, что если право можно найти в любом обществе, то право в этом смысле не должно полностью отождествляться с правом государства с так называемым внутригосударственным правом [В настоящей работе термин внутригосударственное право (Municipal Law) употребляется в смысле национального права или права отдельных государств в отличие от международного права. Слово municipium означало город, в частности в Италии, обладавший правами римского гражданства... но управлявшийся по своим собственным законам: Levis and Short, Latin Dictionary], точно так же как понятие государства не должно отождествляться с понятием общества. Понятие общества шире понятия государства. Государство это общество, но не всякое общество государство. Подобным же образом понятие права как такового шире понятия внутригосударственного права; например, каноническое право таковым не является. Внутригосударственное право понятие более узкое, чем право как таковое. Следовательно, совокупность норм, называемых правом народов или международным правом, может быть правом в точном смысле слова, хотя оно не обладает всеми отличительными чертами внутригосударственного права и хотя расхождение его с общепризнанными принципами внутригосударственного права может, как правило, считаться выражением слабости международного права как права [См. 51 (3), где прогресс международного права описывается как зависящий от развития внутригосударственного права. Не следует, однако, преувеличивать так называемый специфический характер международного права как основание для одобрения или опровержения решений, радикально отличающихся от общих принципов права, принятых внутри государства, и от норм нравственности, воплощенных в этих принципах. Об опасности, связанной с подчеркиванием специфического характера международного права, см. Lauterpacht, The Function of Law, pp. 403407] Чтобы удостовериться, является ли международное право правом, мы должны установить наличие в нем трех существенных для понятия права условий.

7. Семья народов есть общество. Поскольку первым условием наличия права является существование общества, возникает вопрос: существует ли международное общество, правом которого могло бы быть право международное? Прежде чем ответить на этот вопрос, необходимо дать определение понятия общества. Можно сказать, что общество это совокупность известного числа лиц, более пли менее связанных между собой такой общностью интересов, которая создает постоянные и многообразные взаимоотношения между отдельными лицами. Это определение общества охватывает не только общество отдельных людей, но и общество, состоящее из отдельных обществ, каковыми являются отдельные государства. Но существует ли универсальное международное общество из всех отдельных государств? [ Обсуждение этого вопроса, см. Hold-Ferneck, Volkerrecht I, 1930, S. 1726, 84110 (искусное отрицание существования международного общества); Balladore Pallieri, pp. 330; Brierly, pp. 34, 35; Bustamante, pp. 431445; Burckhard, Die Organisation der Rechtsgemeinschaft, 1927, S. 374416; Meinecke, Weltburgertum und Nationalstaat, 1928, Knubben, Die Subjekte des Volkerrechts, 1928, S. 191201, 351371; Delos, La societe internationale et les principes du droit public, 1929; Stratton, Social Psychology of International Conduct, 1929, pp. 293305; Walz, Das Wesen des Volkerrechts und Kritik der Volkerrechtsleugner, 1930, S. 157162; De la Briere, La communaute des Puissances, 1932; Maim, Volkerbund und Staat, 1932, Teil. 1; Laun, Der Wandel der Ideen Staat und Volk als Дusserung des Weltgewissens, 1933, S. 327 445; Bluhdorn, Einf ьhrung in das angewandte Volkerrecht, 1934, S. 90100; Corbu, Essai sur la notion de regle en droit international, 1935; Scelle, Hague Recueil, vol. 46, 1933, IV, pp. 339346; Zimmern, Grotius Society, 20, 1934, pp. 2544; Walsh, Hague Recueil, vol. 53, 1935, t. III, pp. 101170;Del Vecchio, Theorie du droit, 10, 1936, pp. 113. О некоторых психологических и социологических аспектах международных отношений см. Hodges, The Background of International Relations, 1931; Alvarez, La psychologie des peuples et la reconstruction du droit international, 1936; см. также West, Conscience and Society, 1942, pp. 176212, в Grotius Society, 28, 1942, pp. 133150] Этот вопрос уже до первой мировой войны был решен утвердительно, поскольку дело касалось цивилизованных государств. Наука и искусство, в значительной степени интернациональные по своей природе, создали постоянный, обмен идей и мнений между жителями разных стран. Однако наибольшее значение в этом отношении имели сельское хозяйство, промышленность и в особенности торговля. Международная торговля создала судоходство в открытых морях и реках, протекающих через различные государства. В свою очередь международные торговые и иные интересы привели к сооружению сети железных дорог, покрывающих целые континенты и к заключению международных почтовых, телеграфных, радиотелеграфных и радиотелефонных соглашений.

Культурные, научные и гуманитарные интересы способствовали международному сотрудничеству и организации. Кроме различных постоянных органов и учреждений Лиги наций, Объединенных Наций, Международной организации труда, был образован целый ряд международных бюро и международных комиссий [Приложение А, см. т. I, полутом 2] для заведывания международными делами, и в Гааге была учреждена Постоянная палата третейского суда, а позднее Международный суд. Хотя отдельные государства являются суверенными и независимыми одно от другого и хотя над ними нет международного правительства, но существует мощный объединяющий их фактор, а именно общность их интересов. Влиянию этого объединяющего фактора может быть нанесен сильный удар, если экономический национализм, политическая нетерпимость и стремление к автаркии со стороны суверенных государств приводят к образованию искусственных барьеров между народами, входящими в состав этих государств. В таких случаях авторитет и реальность международного права могут ослабеть. Но такой регресс, как противоречащий естественным тенденциям развития и действительным потребностям общения государств, должен рассматриваться как временный и в основном не затрагивающий существования международного общества. Никакое различие культуры, экономической структуры или политической системы не затрагивает само по себе существования международного общества как одного из основных факторов международного права. Поскольку предмет и вытекающие отсюда задачи международного права ограничены [Они ограничены на том основании, что в силу огромных различий между составными частями международного общества правовые нормы, обязывающие государства, должны быть сведены к сравнительно ограниченному кругу вопросов, поддающихся единообразному регулированию. Несколько отличное объяснение см. Brierly в Acta Scandinavica 7, 1936, p. 9], его существование не обусловливается единообразием взглядов и традиций, играющих важную, хотя и не решающую роль для господства права внутри государства.

8. Семья народовобщество, имеющее свои нормы поведения. Итак, первое существенное условие для наличия права, по крайней мере в течение длительного периода, налицо. Но нельзя отрицать и наличия второго условия. На протяжении столетий все больше и больше расширялись правила поведения государств по отношению друг к другу. Эти правила в значительной степени являются нормами обычного права. Но наряду с этими обычными, или неписаными, нормами все в большем числе создавались изо дня в день путем международных соглашений писаные нормы, как, например, Парижская декларация 1856г., Гаагские правила сухопутной войны 1899 и 1907гг. и большое число общих конвенций, на которые часто ссылаются как на правообразующие или законодательные договоры.

9. Внешняя сила для принуждения к соблюдению норм международного поведения. Равным образом следует дать положительный ответ на вопрос, существует ли общее согласие международного общества на то, чтобы нормы международного поведения осуществлялись с помощью внешней силы. Правительства государств и общественное мнение всего цивилизованного человечества соглашаются с тем, что совокупность норм международного поведения, называемая международным правом, должна в случае необходимости приводиться в исполнение внешней силой в отличие от норм международной нравственности и международной вежливости, применение которых предоставлено усмотрению совести каждого народа. При отсутствии центральной власти для приведения в исполнение норм международного права, государствам предоставляется случай взять осуществление права в свои собственные руки. Самопомощь [Интересный анализ этого вопроса с точки зрения его правовой истории см. Lambert, La vengeance priveet et les fondements du droit international public, 1936] и вмешательство со стороны других государств, сочувственно относящихся к потерпевшему государству, являются средствами, при помощи которых нормы международного права могут быть приведены и действительно приводятся в исполнение. Ограниченная обязательствами устава Объединенных Наций и Генерального договора об отказе от войны [См. т. II, 52ж 52c.], война остается последним орудием защиты попранных законных прав, имеющих жизненное значение для существования государства. Более того, устав Лиги и устав Объединенных Наций, предусматривая систему санкций как наказаний за нарушение главнейших обязательств, подняли осуществление этого права на уровень признанного начала конвенционного (договорного) права [Термин конвенционная (договорная) норма в настоящей работе употребляется для обозначения норм, созданных специальными соглашениями]. Правда, в настоящее время не имеется стоящей над правительствами различных государств центральной власти, которая в каждом отдельном случае могла бы обеспечить приведение в исполнение норм международного права. В силу этого по сравнению с внутригосударственным правом и имеющимися в наличии средствами для его осуществления международное право является, конечно, более слабым. Право тем сильнее, чем больше имеется гарантий того, что оно может быть и на деле будет осуществлено [ Относительно санкций международного права см. следующую литературу: Root в A. J., 2, 1908, pp. 451457; Higgins, The Binding Force of International Law, 1910; Siotto-Plntor, в Rivista, 12, 1918, pp. 208228; Roxburgh в A. J.,14, 1920, pp. 2637; Hyde, I, 4; Stowell, pp. 1115; Dupuis в Hague Recueil, 1924, I, pp. 407444; Mitrany, The Problem of International Sanctions, 1925; Buell and Dewey Are Sanctions necessary to International Organisation, 1932; Spaight, An International Air Force, 1932; Br ьck, Les sanctions en droit international public, 1933; Morgenthau, Le reality dee normes, 1934, pp. 214226; его же в R. I., 3 mes йr., 16, 1935, pp. 474503, 809836; Widmer, Der Zwang im V цlkerrecht,1936; Kelsen, Law and Peace in international relations, 1942, pp. 326; Brierly в Grotiua Society, 17, 1931, pp. 6778; Scott в A. S. Proceedings 1933, pp. 533; Hyde, ibid., pp. 3440; Forster в American Political Science Quarterly, 49, 1934, pp. 372385; Wehberg в Hague Recueil, vol. 48, 1934, II, pp, 7132; Scelle, ibid., vol. 55, 1936, I, pp. 156177, 193196; Cavare в R. G., 44, 1937, pp. 385445; Husserl в University of Chicago Law Review, 12, 1945, pp. 115139; см. также т. П. 52 б; также 156, и т. I, полутом 2, 528]. В современных условиях международное право неизбежно должно оказаться более слабым, нежели внутригосударственное право, так как над национальными правительствами нет международного правительства, которое таким же образом, как национальное правительство, заставляет соблюдать нормы внутригосударственного права. Слабость эта становится особенно очевидной во время войны, так как воюющие стороны, борющиеся за свое существование, всегда готовы отбросить те нормы международного права войны, которые могли бы им помешать при ведении военных операций. Но слабое право тем не менее все же является правом.

10. Практика признает международное право правом. На практике международное право обычно признается правом. Правительства различных государств придерживаются мнения, что они связаны международным правом как юридически, так и морально. Общественное мнение всех цивилизованных государств также считает, что каждое государство юридически обязано подчиняться нормам международного права. Государства в бесчисленных договорах не только признают нормы международного права как юридически обязывающие, но постоянно подчеркивают, что между государствами имеются правовые отношения. Более того, они признают это право в своем законодательстве, предписывая своим должностным лицам, своим гражданским и уголовным судам и своим гражданам необходимость согласования своего поведения с обязанностями, возложенными на их суверена международным правом. Если имеет место нарушение последнего отдельным государством, то общественное мнение цивилизованного мира, как и правительства других государств, открыто клеймят такое нарушение как нарушение права. С другой стороны, недостаточная эффективность общественного мнения как побуждающей и мотивирующей силы, сама по себе является выражением слабости международного права как совокупности юридических норм.

Нарушения международного права, особенно во время войны, несомненно, частое явление. Но нарушители всегда пытаются доказать, что их действия не являются правонарушением и что они имеют право поступать так, как они поступают, согласно международному праву, или, по крайней мере, что их действия не противоречат какой бы то ни было норме международного права. Во всяком случае государства, даже нарушая международное право, никогда не отрицают его существования, но признают его своими стараниями истолковать это право так, чтобы показать, что оно оправдывает их поведение. Хотя частые нарушения международного права могут свести на-нет его юридическую силу, однако формальное, хотя часто и циничное утверждение его обязывающей силы не лишено значения.

Термин «источники права» употребляется в двух значениях – материальном и формальном. Под материальными источниками понимаются условия жизни международного сообщества, то есть международные отношения. Формальные источники права – это те формы, в которых находят свое выражение нормы права. Только формальные источники права являются юридической калорией и составляют предмет изучения.

Рис. 7. Источники международного права

Как уже указывалось, нормами международного права являются договорные и обычные нормы (рис. 7). Они находят свое выражение, соответственно, в договорах и обычаях, то есть источ­никами международного права являются договоры и обычаи. С этих позиций следует подходить и к распространенной точке зрения, что в ст. 38 Статута Международного Суда ООН содержится перечень источников международного права. Статья 38 гласит: «Суд, который обязан решать переданные ему споры на основании международного права, применяет:

a) международные конвенции, как общие, так и специальные, устанавливающие правила, определенно признанные спорящими государствами;

b) международный обычай как доказательство всеобщей практики, признанной в качестве правовой нормы;

c) общие принципы права, признанные цивилизованными нациями;

d) с оговоркой, указанной в ст. 59, судебные решения и доктрины наиболее квалифицированных специалистов по публичному праву различных наций в качестве вспомогательного средства для определения правовых норм».

Под общими международными конвенциями понимаются договоры, в которых участвуют или могут участвовать все государства. В этих конвенциях содержатся нормы общего международного права.

К специальным относятся договоры с ограниченным числом участников, для которых обязательны положения этих договоров.

Квалификация правила поведения в качестве обычной нормы (обычая) является сложным вопросом. В отличие от договорных норм, обычай не оформляется каким-либо актом в письменном виде. Поэтому для установления существования обычая используются вспомогательные средства, упомянутые в п. 1 d ст. 38 Статута Международного Суда ООН: судебные решения и доктрины. Кроме того, как свидетельствует международная практика, в этих целях используются решения международных организаций и конференций и односторонние акты и действия государств.

Несмотря на интенсивный процесс кодификации международного права, значение обычая в международной жизни сохраняется. Одни и те же международные отношения могут регулироваться для одних государств договорными нормами, а для других – обычаями.

В ст. 38 Статута Международного Суда ООН (п. 1 с) упоминаются общие принципы права, признанные цивилизованными нациями. Однако нет каких-либо международно-правовых актов, которые определяли бы, что следует понимать под общими принципами права. Поскольку международное право и внутригосударственное право являются двумя различными правовыми системами, то общими принципами права должны быть такие принципы, которые действительно являются общими для этих систем. Эти принципы не могут носить правового характера, то есть быть правовыми нормами, поскольку правовых норм, общих и для международного, и для внутреннего права, нет. В связи с этим к общим принципам права иногда относят правила юридической техники, например, «никто не может передать больше прав, чем сам имеет» (nemo plus juris transfere potest quam ipse habet), «специальный закон отменяет общий закон» (lex speciahs derogat generahs), «последующий закон отменяет предыдущий» (lex posteriori derogat priori) и т.д.

Общие принципы права применяются, как правило, при толкова­нии и уяснении содержания международно-правовых норм.

^В ϲᴏᴏᴛʙᴇᴛϲᴛʙии с общей теорией права под источником права вообще и международного права в частности следует понимать те специфические внешние формы фиксации норм права определенной системы или отрасли. Следовательно, источниками международного права будут такие формы, в кᴏᴛᴏᴩых закрепляются права и обязанности субъектов международного права.

Вопросы, связанные с определением источников международного права, представляют для международного сообщества большой практический и научный интерес. Отсюда понятна необходимость общих подходов в их решении. В п. 1 ст. 38 Статута Международного Суда ООН закреплено общее положение в отношении источников международного права: «Суд, кᴏᴛᴏᴩый обязан решать переданные ему споры на основании международного права, применяет:

a) международные конвенции, как общие так и специальные, устанавливающие правила, определенно признанные спорящими государствами;

b) международный обычай как доказательство общей практики, признанной в качестве правовой нормы;

c) общие принципы права, признанные цивилизованными нациями;

d) с оговоркой, указанной в статье 59, судебные решения и доктрины наиболее квалифицированных специалистов по публичному праву различных наций, в качестве вспомогательного средства для определения правовых норм»1.

Не стоит забывать, что важно будет сказать, ɥᴛᴏ толкование положений данной статьи не отличается единообразием оценок среди специалистов. При этом юристы-международники и международное сообщество практически единодушны в признании в качестве основных источников международного права международного договора и международного обычая.

Много дискуссий в науке международного права ведется вокруг понятия «общие принципы права, признанные цивилизованными нациями». Прежде всего следует определить, что следует понимать под «общими принципами права»? Некᴏᴛᴏᴩые авторы считают, что естественное право и есть воплощение общих принципов права, поскольку именно естественное право будет лакмусовой бумажкой для определения правомерности

1 Международное право в документах / Сост. Н.Т. Блатова. М., 1982. С. 663.

норм позитивного права1. Представители позитивистски правления придерживаются мнения, что указанные прии содержатся в международных договорах и обычаях. Этот п был характерен для советской науки международного права известный советский юрист-международник В.М. Кор« повествовал: «Для советской доктрины международного права ставляется несомненным, что под «общими принципами л в международном праве следует понимать принципы меж родного права»2. Важно знать, что большинство же юристов-международ! полагают, что общие принципы права отражены прежде BI решениях международных судебных и арбитражных opt И данные принципы отражают те общие правовые начала, ко: характерны для разных национальных систем права и меж родного права. Важно знать, что большинство общих принципов права у корнями в римское право. К примеру, «равный над равньм ва не имеет» (par in parem поп habet imperium), «согласие т право» (consensus facit jus), «никто не может передать бс прав, чем сам имеет» (nemo plus juris transfere potest quan habet), «никто не может быть судьей в собственном деле» (judex in causa sua), «из правонарушения права не возникав injuria jus non oritur) и т.д.

Концептуальное значение пункта «с» ст. 38 Статута Mi народного Суда ООН состоит по сути в том, что система совр(ного международного права относительно молодая, по϶ᴛᴏм решении тех или иных споров Международный Суд не в может воспользоваться необходимым договором или обыч силу их отсутствия. Тогда и следует воспользоваться o6i принципами права, с тем ɥᴛᴏбы по аналогии разрешить и щийся спор. Необходимо обратить внимание, что при ϶ᴛᴏм жны использоваться в качестве источника международного ва исключительно те общие принципы права, кᴏᴛᴏᴩые признаны «i лизованными нациями». Разумеется, термин «цивилизова нации», заимствованный из Статута Лиги Наций, устарел скольку современное международное право не знает дел наций на цивилизованные и нецивилизованные. При этом ϶ᴛᴏго положения сохраняет ϲʙᴏю актуальность. И заключ; она в том, что принципы права, общие для различных на нальных систем права, могут применяться в качестве исто ков международного права в том случае, если они приз: большинством государств.

1 См.: Jenks W. The Common Law of Mankind. L., 1958. P. 169.

"- Корецкип В.М. Избранные труды: В 2 кн. К.. 1989. Кн. 2. С. 195.

Судебные же решения с учетом оговорки, указанной в ст. 59, в кᴏᴛᴏᴩой устанавливается, что решения Суда обязательны только для участвующих в деле сторон и только по данному делу, не будут источником права, а признаются исключительно вспомогательным средством, позволяющим определить правовые нормы.

Это же относится и к доктринальным взглядам наиболее квалифицированных специалистов в области публичного права.

Норма, закрепленная в ч. 4 ст. 15 Российской Конституции, выделяет две части международного права в целях применения в российской правовой системе. Это международные договоры Российской Федерации, которые имеют приоритет перед законами России, и общепризнанные принципы и нормы международного права, которым свойство приоритета в данной норме не придано.

Общепризнанные принципы и нормы международного права

Конституция не говорит о преимущественном применении общепризнанных принципов и норм международного права перед национальными нормами в случае коллизии. Но Федеральный закон о международных договорах фактически определил равную юридическую силу договорных и иных международных норм: «Международные договоры Российской Федерации наряду с общепризнанными принципами и нормами международного права являются, в соответствии с Конституцией Российской Федерации, составной частью ее правовой системы», - говорится в его преамбуле. Поэтому гражданин вправе ссылаться на эти положения в обоснование своих прав и свобод при отсутствии таких правоустановлений во внутригосударственном законодательстве, а также в случае противоречия международных норм и российского законодательства.

Практика российских судов показывает, что они испытывают определенные трудности в применении общепризнанных принципов и норм международного права. Для эффективного применения международного права российскими государственными органами необходимо выяснить, какие положения могут быть отнесены к общепризнанным принципам и нормам международного права.

Верховный Суд Российской Федерации, который в своих постановлениях стремится облегчить усилия судов общей юрисдикции по поиску необходимой нормы, не дает перечня общепризнанных принципов и норм международного права, а лишь указывает их возможные источники. Так, в постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 31 октября 1995 г. № 8 «О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия» говорится: «Судам при осуществлении правосудия надлежит исходить из того, что общепризнанные принципы и нормы международного права, закрепленные в международных пактах, конвенциях и иных документах (в частности, во Всеобщей декларации прав человека. Международном пакте о гражданских и политических правах. Международном пакте об экономических, социальных и культурных правах),... являются составной частью ее правовой системы.

В постановлении от 10 октября 2003 г. 1 Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 10 октябри 2003 г. № 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации». Верховный Суд России попытался разъяснить судам, что представляют собой общепризнанные принципы и нормы международного права. Верховный Суд выделил отдельно общепризнанные принципы и заявил, что под ними «следует понимать основополагающие императивные нормы международного права, принимаемые и признаваемые международным сообществом государств в целом, отклонение от которых недопустимо». В качестве примера общепризнанных принципов приведены принцип всеобщего уважения прав человека и принцип добросовестного выполнения международных обязательств. Эта формула повторяет, с некоторыми отклонениями, статью 53 Венской конвенции о праве международных договоров, где говорится об императивной норме международного права: «Поскольку это касается настоящей Конвенции, императивная норма общего международного права является нормой, которая принимается и признается международным сообществом государств в целом как норма, отклонение от которой недопустимо и которая может быть изменена только последующей нормой общего международного права, носящей такой же характер». В качестве дополнительного разъяснения Верховный Суд указал на то, что «содержание указанных принципов и норм международного права может раскрываться, в частности, в документах Организации Объединенных Наций и ее специализированных учреждений».

Разница между общепризнанным принципом и общепризнанной нормой в приведенном толковании, данном Верховным Судом, состоит в том, что от принципа отклонение недопустимо, в то время как от нормы, очевидно, отклонение допускается. Данное разъяснение делает понятие общепризнанных принципов и норм несколько более ясным для потенциально применяющих их судов, однако вряд ли совершенно ясным, поскольку не сказано, какие юридические факты или события могут расцениваться как отклонение от принципа или от нормы.

Под общепризнанной нормой, согласно постановлению Верховного Суда, следует понимать «правило поведения, принимаемое и признаваемое международным сообществом государств в целом в качестве юридически обязательного ».

Однако при решении практических вопросов судопроизводства - в обзорах судебной практики, в надзорных решениях или в порядке апелляции - Верховный Суд Российской Федерации не ссылается на общепризнанные принципы и нормы, а применяет только международные договоры России (см., например, постановление Президиума Верховного Суда РФ от 2 октября 2002 г.; решения и определения судебных коллегий по гражданским делам Верховного Суда РФ от 17 января 2003 г.; от 21 февраля 2003 г.; от 15 апреля 2003 г.; по уголовным делам от 5 февраля 2003 г.; постановление Пленума Верховного Суда РФ от 17 марта 2004 г. «О применении судами Российской Федерации Трудового кодекса РФ».

Неоднократно упоминаются общепризнанные принципы и нормы международного права в решениях Конституционного Суда Российской Федерации.

В решении по делу о коллективных трудовых спорах 2 Постановление Конституционного Суда РФ от 17 мая 1995 г. по делу о проверке конституционности статьи 12 Закона СССР «О порядке разрешения коллективных трудовых споров (конфликтов)» в части, запрещающей проведение забастовок работниками гражданской авиации // Вестник Конституционного Суда. 1995. № 2/3. Ст. 45. Конституционный Суд рассматривал конституционность статьи 12 Закона СССР «О порядке разрешения коллективных трудовых споров (конфликтов)». Суть дела заключалась в правомерности ограничения права на забастовку для работников гражданской авиации. Конституционный Суд проанализировал Конституцию Российской Федерации и заключил, что при определенных условиях право на забастовку может быть ограничено. Далее Суд заявил: «Ограничение права на забастовку не противоречит и общепризнанным принципам и нормам международного права. Так, исходя из положений Международного пакта об экономических, социальных и культурных правах, запрет права на забастовку допустим в отношении лиц, входящих в состав вооруженных сил, полиции и администрации государства (ч. 2 ст. 8), а в отношении других лиц ограничения возможны, если они необходимы в демократическом обществе в интересах государственной безопасности или общественного порядка или для ограничения прав и свобод других лиц (п. «с» ч. 1 ст. 8)». Таким образом. Конституционный Суд не рассматривал отдельно, что есть общепризнанные принципы и нормы, а его ссылка на Международный пакт должна, очевидно, служить указанием на то, что в этом документе зафиксированы общепризнанные принципы и нормы.

Конституционный Суд опирался на общепризнанные принципы и нормы также в решении по делу о прописке 3 Постановкиие Конституционного Суда РФ от 4 апреля 1996 г. по делу о проверке конституционности ряда нормативных актов города Москвы и Московской области. Ставропольского края. Воронежской области и города Воронежа, регламентирующих порядок регистрации граждан, прибывающих на постоянное жительство в названные регионы // Вестник Конституционного Суда. 1996. № 16. Ст. 29. . Процитировав положение Конституции России о том, что каждый, кто законно находится на территории Российской Федерации, имеет право свободно передвигаться, выбирать место пребывания и жительства. Конституционный Суд говорит: «Свобода передвижения и выбора места жительства предусмотрена также Международным пактом о гражданских и политических правах (ст. 12), другими международными и международно-правовыми актами, в том числе Протоколом № 4 к Европейской конвенции по правам человека (ст. 2)». На тот момент Россия не была стороной ни Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, ни Протокола № 4 к этой Конвенции. Тем не менее. Суд счел возможным опираться на эти документы. Такое обращение Конституционного Суда к не действующим для Российской Федерации актам можно оправдать только предположением о том, что Суд считал эти региональные акты свидетельством наличия в международном праве нормы, утверждаемой в качестве общепризнанной.

Не получила точной квалификации категория общепризнанных принципов и норм и в решении Конституционного Суда по делу о положении иностранных граждан 4 Постановление Конституционного Суда РФ от 17 февраля 1998 г. по делу о проверке конституционности положений части 2 статьи 31 Закона СССР от 24 июня 1981 г. «О правовом положении иностранных граждан в СССР» в связи с жалобой Яхья Дашти Гафура // СЗ РФ. 1998. № 9. Ст. 1142. . Суд заявил: «Как по буквальному смыслу ст. 22 и 46 Конституции Российской Федерации, так и по смыслу, вытекающему из взаимосвязи этих статей с другими положениями главы 2 «Права и свободы человека и гражданина» Конституции Российской Федерации, а также с общепризнанными принципами и нормами международного права, право на свободу и личную неприкосновенность и право на судебную защиту являются личными неотчуждаемыми правами каждого человека, вне зависимости от наличия у него гражданства какого-либо государства, и, следовательно, должны гарантироваться иностранным гражданам и лицам без гражданства наравне с гражданами Российской Федерации».

В качестве обоснования такого вывода Конституционный Суд приводит Всеобщую декларацию прав человека 1948 г. и Международный пакт о гражданских и политических правах от 19 декабря 1966 г. В приведенном решении Конституционный Суд установил наличие противоречия между нормами, содержащимися, с одной стороны, в Законе о положении иностранных граждан, с другой стороны, в Конституции и общепризнанных принципах и нормах международного права. Норма Закона признана Судом неконституционной.

Таким образом, Конституционный Суд применяет положения международного права для аргументации своего решения. Суд не утверждает о недействительности нормы закона на основании противоречия его нормам международного права, однако привлекает данные международного права для уточнения и конкретизации положения, зафиксированного в Конституции Российской Федерации, т.е. для толкования Конституции.

Высший Арбитражный Суд Российской Федерации не ссылается на общепризнанные принципы и нормы международного права, применяя только международные договоры.

В нормативных международных документах - договорах и соглашениях - определения общепризнанных принципов и норм нет.

В Декларации о принципах международного права, касающихся дружественных отношений и сотрудничества между государствами в соответствии с Уставом Организации Объединенных Наций, принятой Генеральной Ассамблеей ООН 24 октября 1970 г., определения общепризнанных принципов и норм также нет, хотя и сказано, что «каждое государство обязано добросовестно выполнять свои обязательства, вытекающие из общепризнанных принципов и норм международного права», а также что «каждое государство обязано добросовестно выполнять свои обязательства, вытекающие из международных договоров, действительных согласно общепризнанным принципам и нормам международного права».

Однако отметим, что Декларация, имеющая очень высокий моральный авторитет на международной арене, формально юридически не является нормативным актом и может служить только свидетельством существования такой категории международного права, как общепризнанные принципы и нормы.

Проблема противопоставления договорных норм международного права другим нормам была затронута в решении Международного суда по делу Military and para-military activities in and against Nicaragua . В данном деле рассматривалась жалоба Никарагуа против Соединенных Штатов Америки, а именно: Никарагуа обвиняла США в оказании содействия вооруженным бандам, действовавшим на территории Никарагуа против законного правительства этой страны.

Суд установил, что в силу оговорки, сделанной Соединенными Штатами, он не мог применять для разбирательства договоры, в которых содержались нормы, в нарушении которых обвинялись США. Тогда Международный суд решил определить, не содержатся ли в международном праве обычно-правовые нормы с тем же содержанием, которое имели договорные нормы. Никакой третьей категории норм международного права Суд не упоминал. Им было решено, что существуют только нормы договорного и обычного права, причем обычно-правовая норма может существовать и применяться в своем обычно-правовом обличии и в тех случаях, когда она по содержанию совпадает с договорной нормой. Поскольку в задачу Суда входило определить правомерность действий США в одном определенном деле, то судей не занимала проблема общепризнанности; они уделяли внимание исключительно признанию той или иной нормы сторонами в данном споре.

Мнение Международного суда о делении норм международного права на договорные и обычные очень важно. Из этого можно заключить, что отдельной категории общепризнанных норм не существует .

При поиске норм той или иной категории важно выделить основание для категоризации. Для договорных и обычных норм таким основанием является их происхождение, т.е. способ их формирования и признания субъектами международного права. Для общепризнанных норм основание для выделения должно быть другим.

В литературе высказывались различные точки зрения на условия квалификации той или иной нормы в качестве общепризнанной. Так, например, А.Н. Талалаев считает, что общепризнанные нормы - это такие нормы, которые официально признаны всеми или почти всеми государствами независимо от их социального строя в качестве общеобязательных 5 Талалаев А.Н. Соотношение международного и внутригосударственного права в Конституции Российской Федерации // Журнал международного права. 1994. № 4. С. 5. . И.И. Лукашук полагает, что это нормы, принятые не всеми государствами, а достаточно представительным большинством, причем оно должно быть представительным не только количественно, но и качественно, предъявляя, по крайней мере, все основные политические, социально-экономические и правовые системы 6 Лукашук И.И. Нормы между народного права в правовой системе России: Учебно-практическое пособие. М, 1997. С. 9. . В коллективной монографии, написанной нашими украинскими коллегами и посвященной общепризнанным нормам, также выделяются два их отличительных признака: признание государствами различных социально-экономических систем и признание всеми или подавляющим большинством государств 7 Общепризнанные нормы в современном международном праве. Киев, 1984. С. 25. .

Таким образом, не был найден ответ на вопрос о том, какими должны быть количество государств и их возможный состав для квалификации той или иной нормы в качестве общепризнанной. О.И. Рабиевич, анализировавшая вопрос о возможности квалификации в качестве нормы jus cogens права на справедливое судебное разбирательство, считает понятие «общепризнанности» условным, и ее больше привлекает не обобщенное понятие, а возможность конкретного его применения к отдельным нормам 8 Рабцевич О.И. Право на справедливое судебное разбирательство - норма jus cogens общего международного права // Московский журнал международного права. 2004. № 3. С. 86. 87. .

Необходимость конкретного подхода можно подкрепить ссылками на Международный суд. В уже упоминавшемся решении по делу Military and paramilitary activities in and against Nicaragua Суд скрупулезно устанавливал наличие обязательности нормы о запрещении применения силы для Никарагуа и США. При этом Суд основывался исключительно на признании данной нормы каждым государством, участвующим в споре (Никарагуа и США), и на совпадении признания, сделанного обоими государствами. При этом Международный суд выделил две части из проблемы признания: признание содержания и выражение согласия на юридическую обязательность нормы, т.е. opinio juris. Суд заявил: «При установлении нормы обычного права недостаточно согласия сторон относительно содержания нормы; необходимо наличие opinio juris. Суд должен убедиться в том, что opinio juris подтверждается практикой». Но если имеет место наличие opinio juris государства в отношении какой-либо конкретной нормы, то нельзя считать эту норму обязательной для государства с точки зрения ее общепризнанности, поскольку уже имеется индивидуальное признание.

Для применения таких норм в правовой системе Российской Федерации важно, очевидно, то, что стоит вопрос о возможности применения таких норм, которые не получили непосредственного признания со стороны России. Если бы Российская Федерация заявила о признании той или иной нормы, зафиксированной в договоре или в обычае, то вопрос о признании этой нормы со стороны международного сообщества не возникал. Значит, можно сделать вывод о том, что «общепризнанные принципы и нормы международного права» в смысле ч. 4 ст. 15 Конституции Российской Федерации - это те принципы и нормы, которые признаны международным сообществом в целом, но не признаны непосредственно Российской Федерацией .

По методам образования эти положения могут быть как обычными, так и договорными. Если в результате повторяющегося поведения сложилась некая норма, не имеющая письменной формы, и в отношении данной нормы имеется opinio juris международного сообщества, то в такой норме будет содержаться обязательство, действительное для Российской Федерации.

Нужно признать, что в настоящее время вышеупомянутый «классический» способ формирования норм обычного права (через повторяющееся повеление субъектов) встречается не так часто. Гораздо чаще можно проследить образование обычных норм через повторение их в отдельных договорах, а также в решениях международных организаций. «Можно утверждать, что в этом случае налицо презумпция всеобщего признания государствами нормы международного права в качестве обязательной», - пишет А.Н. Талалаев 9 Талалаев Л.Н. Общепризнанные принципы и нормы международного права (конституционное закрепление термина) // Вестник Московского университета. Серия 11. Право. 1997. № 3. С. 73. 74. , считающий, что надежным свидетельством того, что международно-правовая норма относится к общепризнанным, служит ее включение в универсальный международный многосторонний договор с участием подавляющего большинства государств мира.

Что касается соотношения общепризнанных принципов и норм международного права и национального законодательства, то Конституция России не указала прямо, что общепризнанные принципы и нормы должны иметь приоритет в применении в случае расхождения их с установлениями закона. В полном соответствии с этим Г.М. Даниленко пишет, что «общепризнанные нормы международного права не обладают приоритетом по отношению к внутригосударственным правовым актам» 10 Даниленко Г.М. Применение международного права во внутренней правовой системе России: практика Конституционного Суда Российской Федерации // Государство и право. 1995. № 11. С. 123. .

Другие ученые высказывают иные мнения. Л.А. Окуньков в Комментарии к Конституции Российской Федерации подчеркивает, что «в случае расхождения закона и иного нормативного акта с международным договором, в котором участвует Российская Федерация, или с общепризнанными принципами и нормами международного права, применяются правила, установленные этими нормами и договором» 11 Комментарий к Конституции Российской Федерации / Под ред. Л.А. Окунькова. М., 1996. . О.Н. Хлестов уточняет: «Россия практически признала примат международного права над внутренним законодательством» 12 Хлестов О.Н. Международное право и Российская Федерация // Московский журнал международного права. 1994. № 4. С. 55. .

О.Н. Тиунов стоит примерно на тех же позициях: «Общепризнанные принципы и нормы международного права, а также международные договоры России имеют преимущество перед национальными законами в случае противоречия международных норм законам государства». Он объясняет это тем, что по правилам Венской конвенции о праве международных договоров 1969 г. «участник не может ссылаться на положения своего внутреннего права в качестве оправдания для невыполнения им договора» 13 Тиунов О.Н. Конституционный Суд Российской Федерации и международное право // Российский ежегодник между народного права. 1995. С. 181. .

Известный специалист по проблеме соотношения международного права и российского права Б.Л. Зимненко приходит к выводу о том, что «государственные и муниципальные органы, включая суды, в своей деятельности должны исходить из того, что нормы общего международного права обладают равным статусом и силой с договорными нормами. В случае возникновения коллизии между общепризнанной нормой и правилом, предусмотренным в законе, приоритет в применении должен быть отдан общепризнанной норме международного права. Представляется, что такое понимание места общепризнанных принципов и норм международного права в правовой системе России не нарушит основ функционирования международной нормативной системы» 14 Зимненко Б.Л. Международное право и российское право: их соотношение // Московский журнал международного права. 2000. № 3. С. 167. .

В целом же вряд ли можно ожидать активного применения судами Российской Федерации общепризнанных принципов и норм международного права. С.М. Пунжин, тщательно изучивший практику осуществления Конвенции о запрещении химического оружия, сделал важное наблюдение: «Анализ имплементационного законодательства по Конвенции отчетливо демонстрирует общую тенденцию, которой в основном придерживаются все законодатели независимо от особенностей правовых систем и принципов инкорпорации норм международного права во внутреннее право. Сложные теоретические проблемы соотношения международного и национального права не смущают законодателя и разрешаются достаточно просто... Материальные требования Конвенции, непосредственно и весьма серьезно затрагивающие интересы юридических и физических лиц, жестко закрепляются национальным законом» 15 Пунжин С.М. Требования к имплементационному законодательству в Конвенции о запрещении химического оружия и их реализация на практике // Московский журнал между народного права. 1997. № 1. С. 80. . Практика российских государственных органов обнаруживает ту же тенденцию: признавая на словах все части нормы, зафиксированной в ч. 4 ст. 15 Конституции Российской Федерации, при решении конкретных дел суды применяют либо нормы национального законодательства, отражающие общие международные обязательства России, либо конкретные договоры.

Что следует понимать под источниками права? В каких значениях они рассматривались римскими юристами

Источник (форма) права -- способ, с помощью которого закрепляются (находят внешнее выражение) нормы права. Некоторые учёные отождествляют источник и форму выражения права, другие проводят между ними разницу, определяя источник как явление, порождающее нормы права, а форму выражения -- как некий "контейнер норм", не совпадающий по своей сути с источником.

Термин "источник права" также употребляется некоторыми учёными в значении "правовой памятник", а также для обозначения моральных истоков права.

Источники права -- это то, чем практика руководствуется в решении юридических дел. Под источником позитивного права принято понимать форму выражения государственной воли, направленной на признание факта существования права, на его формирование или изменение.

Воля государства, выраженная в виде правовых норм (правил поведения), должна быть изложена таким образом, чтобы обеспечивалась возможность ознакомления с этими нормами самых широких слоев населения. В юридической науке формы, с помощью которых государственная воля возводится в общеобязательный ранг и становится правовой нормой, обозначаются термином "источники права".

В настоящее время наиболее известны следующие виды источников права:

· правовой обычай;

· нормативный правовой акт;

· юридический прецедент;

· договор нормативного содержания;

· юридическая наука (доктрины и идеи).

Правовой обычай -- представляет собой неписаное правило поведения, сложившееся вследствие его фактического и многократного применения в течение длительного времени и признаваемое государством в качестве общеобязательного правила.

Это исторически первая форма права.

Данному юридическому источнику присущ ряд следующих специфических черт, отличающих ею от других источников:

Обычай формируется постепенно. Должно пройти определенное время с момента его возникновения, чтобы обычай приобрел силу. В древних текстах существовала подходящая формулировка: "С незапамятных времен". Обычай закрепляет, содержит то, что складывалось в результате длительной практики в обществе, он может отражать как общие позитивные моральные, духовные ценности народа, так и предрассудки, расовую нетерпимость. Поскольку общество -- система динамичная и постоянно развивающаяся, то устаревшие обычаи постоянно заменяются новыми, более приспособленными к окружающей действительности;

Особенность обычая, отличающая его от других источников права, состоит в том, что он сохраняется в сознании народа, передается из поколения в поколение в устной форме;

Поскольку обычай существует в устной форме, требуется более или менее точная определенность его содержания: ситуация, в которой он применяется, круг лиц, на которых обычай распространяется, последствия, которые влечет его применение;

Как правило, обычай действует в определенной местности в рамках сравнительно небольшой группы людей или на сравнительно небольшой территории, является своеобразной традицией данной местности. Многие ученые отмечают тесную связь обычая с религией (например, в современной Индии обычное право входит в структуру индусского сакрального права);

Для того чтобы обычай реально применялся в обществе, необходимо признание его юридической силы государством. Право не существует вне государства, поэтому обычай может приобрести общеобязательный характер наряду с другими источниками права лишь при условии придания ему законности государством. Однако в современных условиях существует более широкий перечень способов легального (официального) санкционирования обычаев в целях включения их в систему формально-юридических источников. Это признание их: государственными органами (законодательными, исполнительными, судебными и т. д.); органами местного самоуправления и другими негосударственными организациями; государствами и (или) международными организациями в сфере публичных и частных международных отношений.

Правовые обычаи подразделяются на определенные виды и подвиды. Можно выделить обычаи:

· secundum legem (в дополнение к закону), который действует наряду с законом, дополняя его в случае пробела или невозможности истолковать ситуацию с помощью законодательства;

· praetor legem (кроме закона), который также существует параллельно с законодательством страны, однако очень ограничен процессом кодификации и первенством закона в современном романо-германском обществе;

· adversus legem (против закона), который в настоящее время играет весьма незначительную роль в связи с верховенством закона или судебной практики (в зависимости от правовой семьи) в иерархии источников права.

По юридической значимости обычаи делятся на основные и субсидиарные (дополнительные).

В зависимости от времени возникновения все правовые обычаи делятся на две основные группы: первую составляют санкционированные компетентными органами обычаи, сложившиеся еще в доклассовых или раннеклассовых обществах; во вторую входят относительно новые правовые обычаи, которые возникают в современных условиях. Так, в Индии по исторически сложившемуся правовому обычаю многие полномочия, которые конституция предоставляет президенту, осуществляет премьер-министр.

Таким образом, обычай проявляется как способ постоянного формирования права. Он сохраняется лишь в той мере, в какой факты выражают его реальность. Каждый новый случай применения является новым прецедентом обычая, каждая новая форма по-своему моделирует содержание обычая. Поэтому обычай по сравнению с другими источниками (формами выражения) права обладает большей гибкостью, пластичностью. Однако такая изменчивая форма существования права имеет недостаток: норма обычая не так формально определена, как, скажем, норма, содержащаяся в законе. Поэтому в современном мире обычное право уступило место письменным источникам. Теоретически обычай может сохранять за собой только те место и роль, которые готовы ему уступить письменные источники. Однако часто закон опирается на обычай или возникает на его основе.

В современном обществе каждое государство по-своему решает, какое место отвести обычаю в иерархии источников права. Отсылки к обычаю традиционно применяются в международном морском и торговом праве. Так, срок, в течение которого груз должен быть погружен на судно, определяется соглашением сторон, а при отсутствии такого соглашения -- сроками, обычно принятыми в порту погрузки. Lex mercatoria (торговое право) не что иное, как обычай, предписывающий разрешать споры в стране продавца.

В настоящее время обычай находит достаточно широкое применение в малоразвитых государствах Азии, Африки, Океании. В развитых государствах обычай понимается прежде всего как норма, дополняющая закон. Однако есть и исключения: в современных Франции и Германии в сфере гражданского и торгового права не исключается применение обычая не только в дополнение, но и против закона.

В России также не исключается применение обычая как источника (формы выражения) права, но в первую очередь в сфере частного права, где у участников правоотношений присутствует определенная свобода выбора. Статья 5 Гражданского кодекса РФ (ГК РФ) дает определение обычаю делового оборота: "Обычаем делового оборота признается сложившееся и широко применяемое в какой-либо области предпринимательской деятельности правило поведения, не предусмотренное законодательством, независимо от того, зафиксировано ли оно в каком-либо документе".

Специфика этого источника (формы выражения) права в современных условиях состоит в том, что в законе дается только отсылка к действующим обычаям, сам же обычай в нормативном акте не приводится. Отсылки к обычаю в гражданском законодательстве содержатся, например, в ст. 309 ГК РФ: "Обязательства должны исполняться надлежащим образом в соответствии с условиями обязательства и требованиями закона, иных правовых актов, а при отсутствии таких условий требований -- в соответствии с обычаями делового оборота или иными обычно предъявляемыми требованиями". Аналогичная отсылка содержится в ст. 82 Таможенного кодекса РФ.

Таким образом, обычай -- это правило поведения, сложившееся в ходе его действительного (фактического) применения в течение длительного времени в определенной местности либо определенной группой людей, не записанное в официальных документах, однако санкционированное государством.

По мере развития общества, государства и институтов права обычай терял роль единственного источника (формы выражения) нрава. Новым источником, способным удовлетворить растущие потребности общества в правовых инструментах, стал нормативный правовой акт. Он отличался от обычая прежде всего тем, что его нормы записывались, а не сохранялись лишь в памяти. Следовательно, ею формулировки были более четкими и удобными в использовании. В современных условиях нормативный правовой акт как одна из самых удачных форм выражения правовых норм является весьма распространенным способом доведения содержания этих норм до сведения всего населения данной страны. Он представляет собой официальный письменный документ (акт правотворчества), исходящий от компетентного органа и содержащий решение об установлении, изменении или отмене правовых норм.

Нормативный правовой акт как источник права имеет и преимущества, и недостатки.

К преимуществам этой формы писаного права относятся:

· возможность активно влиять на общественные отношения, поскольку государство располагает специальным аппаратом для реализации правовых норм и может обеспечить этот процесс с помощью мер принуждения;

· оперативность, возможность быстрого воздействия на процессы ликвидации или, наоборот, развития определенных общественных отношений посредством мер принуждения;

· удобство использования для лиц, применяющих право, так как содержание правовых норм записано в тексте нормативных правовых актов;

· единообразие понимания и действия правовых предписаний на всей территории страны -- единый режим законности, одинаковая защита прав граждан и т. п.

Но в силу различных причин как объективного, так и субъективного характера это регулирование не может быть до конца адекватным и всеобъемлющим. Правовые нормы, содержащиеся в нормативных правовых актах, воспроизводятся, конкретизируются, дополняются, а иногда отменяются правовыми нормами, содержащимися в других источниках права.

Современные нормативные правовые акты -- порождение романо-германской правовой семьи. Тенденция к законодательному оформлению права окончательно выявилась в XIX в., когда в большинстве европейских государств были приняты писаные конституции и различные кодексы. Однако в XX в. закон как источник (форма выражения) права постепенно начинает превалировать и в других правовых системах, например в англосаксонской и мусульманской, где прежде ведущими были иные юридические источники. В тех странах, где он является классическим и первостепенным источником права (Германия, Франция, Россия), на верхней ступени иерархической системы нормативных правовых актов находятся конституции и законы (конституционные и обыкновенные). В современных условиях наблюдается тенденция повышения ценности конституционных норм, усиления их верховенства нал другими нормативными актами, особенно актами исполнительной власти: декретами, ордонансами, указами, постановлениями, инструкциями (подзаконными актами).

Современный нормативный правовой акт обладает следующими признаками:

· издается компетентным государственным органом или непосредственно народом в определенном процедурном порядке;

· имеет государственно-властный характер;

· охраняется государством, в том числе в принудительном порядке;

· обладает юридической силой, т. е. способностью реально действовать и порождать юридические последствия;

· существует в документальной форме, имеет установленную форму и реквизиты, снабжен указаниями о времени и месте принятия, а также подписями надлежащих должностных лиц, разбит чаше всего на части, разделы, главы, параграфы, статьи и т. п.; содержит четкие положения о том, на какую территорию или какой круг лиц распространяется действие данного акта;

· является частью строгой иерархии и системы права.

В некоторых странах широкое применение находит такой источник права, как юридический прецедент. Его суть состоит в том, что решение судебного органа по конкретному делу официально становится общим правилом, эталоном разрешения аналогичных дел другими судами либо служит примерным образцом толкования закона (прецедент толкования).

Юридический прецедент -- древний источник права, его значение неодинаково в различные периоды истории человечества в разных странах. Он широко использовался в государствах Древнего мира, в Средние века. Так, в Древнем Риме решения преторов и других магистратов признавались обязательными при рассмотрении аналогичных дел. Вообще многие институты римского права сложились на базе судебных прецедентов. Тем не менее юридический прецедент в современном виде возник именно в Англии после того, как Вильгельм Завоеватель захватил эту страну в 1066 г. Начиная с реформ Генриха II Плантагенета (XII в.), стали появляться выездные королевские судьи, которые выносили решения от имени короны. Первоначально группа дел, относимых к ведению этих судей, была ограничена, однако со временем сфера их компетенции значительно расширилась. Вырабатываемые судьями решения брались за основу другими судебными инстанциями при рассмотрении аналогичных дел. Право, которое сформировалось в ходе возникновения и упорядочения целостной системы судебных прецедентов, единых для всей Англии, а также других источников права, стало называться общим (common law).

В настоящее время этот источник права применяется в Англии, США, Канаде, Австралии и т. д. Во всех этих странах публикуются судебные отчеты, из которых извлекаются юридические (судебные) прецеденты. Судебные решения во всем мире обладают авторитетом, а обобщение судебной практики высшей судебной инстанцией страны может оказывать позитивное влияние на право- реализацию. В отдельных странах такое положение судебной практики закреплено в законодательстве. Однако вне пределов указанных стран, где действует прецедентное право, решения судебных инстанций не выступают в роли источников права.

Для юридического прецедента как источника права характерны казуистичность, множественность, противоречивость, гибкость.

Казуистинность. Прецедент всегда максимально конкретен и приближен к фактической ситуации, поскольку он вырабатывается на основе решения конкретных, единичных случаев -- казусов.

Множественность. Существует достаточно большое количество инстанций, которые могут создавать прецеденты. Данное обстоятельство вместе со значительной продолжительностью действия последних (десятки, а иногда и сотни лет) обусловливает огромный объем прецедентного права.

Противоречивость и гибкость. Выше было отмечено, что даже среди нормативных актов, издаваемых одним государственным органом, встречаются несогласованности и противоречия. Тем более неудивительно, что решения разных судебных инстанций по сходным делам могут значительно отличаться друг от друга. Это определяет гибкость юридического прецедента как источника права. Во многих случаях существует возможность выбора одного варианта решения дела, одного прецедента из нескольких. Писаное право такого широкого простора выбора не предоставляет. Впрочем, в противоположность гибкости иногда указываются такие недостатки прецедентного права, как его жесткость, связанность судей когда-то вынесенными решениями сходных дел, невозможность отступить от них даже в ущерб справедливости и целесооб разности.

Итак, юридический прецедент -- это решение по конкретному делу, которое обязательно для применения для судов той же или низшей инстанции при рассмотрении аналогичных дел.

Необходимыми основаниями и условиями функционирования прецедента в качестве обязательного источника права являются:

· существование оптимальной системы профессиональной юридической подготовки;

· эффективно действующая иерархическая судебная власть;

· нормативность его содержания;

· признание со стороны государства.

Все, что касается юридического прецедента, можно с определенными оговорками отнести к административному прецеденту. В современных государствах возрастает юридическое значение деятельности многочисленных государственных органов по решению стоящих перед ними задач. В связи с этим административный прецедент также становится источником (формой выражения) права, хотя и используется реже юридического. Это такое поведение государственного органа либо любого должностного лица, которое имело место хотя бы раз и может служить образном при аналогичных обстоятельствах.

Как и юридический, административный прецедент в Российской Федерации не является официально признанным источником права. Однако в юридической действительности нашей страны можно найти примеры, когда в практической деятельности государственных органов (в том числе судебных) создаются правила поведения, которые действуют наряду с писаным правом, конкретизируют, дополняют, а иногда отменяют действующие правовые нормы.

Ни сточки зрения формы выражения правил поведения, ни с точки зрения юридических средств, которыми государство придает этим правилам юридическую обязательность, все приводимые сторонниками существования юридического прецедента в России примеры не могут быть сопоставимы с тем, что имеет место в правовой системе Англии. Единственное, что объединяет все эти российские примеры с юридическим прецедентом, является присутствие в этих процессах суда, фактически участвующего в формулировании правил поведения. Тем не менее органам судебной власти в Российской Федерации явно не хватает необходимых властных полномочий для придания данным правилам требуемой официальной санкционированности. Сделать это может надлежащий правотворческий орган, который часто учитывает сложившуюся судебную практику при создании новых правил повеления.

Высшие судебные инстанции в России не случайно наделены Конституцией РФ (ст. 104) правом законодательной инициативы по вопросам их ведения, в связи с чем имеют реальную возможность побудить законодателя довести до конца процесс придания юридической обязательности формируемым при их участии правилам поведения.

Поэтому следует интерпретировать все случаи, когда судебные или иные административные органы в ходе осуществления правосудия, административно-властных полномочий или обобщений правовой практики детализируют, конкретизируют, дополняют или отменяют действующие правовые нормы, способствуя тем самым созданию нового порядка правового регулирования, в качестве начального этапа формирования новых норм права, своеобразного складывания судебных или административных обыкновений, которым еще не хватает надлежащей степени санкционированности государства. И лишь в дальнейшем этим обыкновениям соответствующим правотворческим органом может быть придана юридически обязательная сила.

В некоторых случаях источником права может быть договор нормативного содержания. Основное его отличие от всех остальных договоров состоит в том, что он содержит норму права -- правило общего характера, обязательное для исполнения неопределенным кругом лиц. Однако, отличаясь от других видов договоров, нормативный правовой договор отвечает и условиям действительности договоров. Так, для его реализации необходимы:

· согласная воля двух или нескольких лиц;

· взаимное познание этой воли;

· возможность содержания воли.

Еще одно отличие нормативного правового договора в том, что он может содержать не только нормы нрава, но и принципы нрава (например, принцип гуманности, содержащийся в большинстве современных конвенций).

С 90-х гг. XX в. договоры нормативного содержания получают в России все большее распространение как источник (форма выражения) внутригосударственного права. Они могут называться по- разному ("контракт", "соглашение", "договоренность"), но в любом случае документ должен содержать норму нрава.

Таким образом, нормативный договор -- это совместный правовой акт, оформление выражения согласованных обособленных волеизъявлений субъектов правотворчества, направленных на установление правовых норм.

Характерной особенностью данной формы права является то, что он не принимается каким-либо правотворческим органом, а представляет собой содержащее правовые нормы соглашение договаривающихся сторон.

Исходя изданного понимания договора нормативного содержания можно выделить черты, характерные для договора нормативного содержания как юридического источника:

· общий взаимный интерес сторон;

· равенство сторон;

· добровольность заключения;

· возмездность;

· взаимная ответственность сторон за неисполнение или ненадлежащее исполнение принятых обязательств;

· правовое обеспечение.

В нашей стране принята следующая классификация нормативных правовых договоров (по отраслевой принадлежности):

· конституционно-правовые (Договор об образовании СССР 1922 г.. Федеративный договор 1992 г. и др.);

· административные (соглашения между исполнительными органами власти и органами местного самоупрааления о делегировании последним определенных полномочий);

· трудовые и коллективные.

Как видим, эта классификация касается в основном договоров, выступающих юридическими источниками внутригосударственного права. Однако чаше всего нормативные правовые договоры используются в сфере международною права, где они являются, в сущности, основным источником (формой выражения): только дву- или многосторонних международных договоров насчитывается свыше 500 тыс. В конституциях многих государств (Франция, Нидерланды, Российская Федерация) установлено, что при противоречиях между нормами международного договора и национальным законом первые будут преобладать.

Действительно, нормативный правовой договор представляет собой весьма значимую разновидность договорных актов, существующих в рамках не только национального, но и международною нрава. Нормоустанавливающее значение договоров ярко проявляется в таких отраслях права, как международное и конституционное. Поэтому еще одной отличительной особенностью нормативного правового договора является то, что он чаще всего имеет публичный характер, т. е. сторонами таких договоров выступают государства, отдельные государственные органы, межгосударственные образования.

В различные периоды развития общества роль науки как юридическою источника постоянно менялась, то диктуя законодателю тексты законов, то практически полностью исчезая из правового пространства. В настоящее время цели юридической науки определены достаточно четко: вырабатывать способы установления и реализации права, давать систематические, глубокие знания обо всей юридической действительности.

Следовательно, мнения ведущих ученых-юристов в большинстве случаев не образуют право в собственном смысле. В то же время истории развития права известны случаи, когда юридическая доктрина воспринималась с официальной санкции государства как непосредственный источник права. В Древнем Риме юридическая наука являлась одним из ведущих источников (форм выражения) права. При этом она выступала и собственно формой существования и выражения права в Древнем Риме (т. е. при принятии судебных решений ссылались на труды известных юристов), и идеальным источником правовой материи, из которою черпались идеи для законодательной практики. В некоторых англоязычных странах можно до сих пор встретить в судебных решениях ссылки на высказывания известных юристов, однако такие ссылки являются лишь дополнительной аргументацией. К числу юристов, на чьи сочинения можно ссылаться как на источники права, относятся: Р. Глэнвилл ("О законах и обычаях Англии", XII в.), Г. Брактон ("О законах и обычаях Англии", XIII в.), Ф. Литтлыон ("О держаниях", XV в.), Э. Кок ("Институции", XVII в.), У. Блэк- стон ("Комментарии к законам Англии", XVIII в.).

Статья 38 Статута Международного Суда, принятого 26 июня 1945 г., характеризует судебные решения и юридическую науку (доктрины и идеи) наиболее квалифицированных специалистов по публичному праву различных наций в качестве лишь "вспомогательного средства для определения правовых норм". Часто такие ссылки можно встретить в неофициальных мнениях судей Европейского Суда по правам человека, которыми они обосновывают свои коллегиальные решения.

Обширные своды правил общеобязательного поведения, почерпнутые из трудов видных юристов, известны индусскому праву. Но только в мусульманских странах юридическая наука продолжает оставаться ведущим источником (формой выражения) нрава. Мусульманское право, или шариат (пер. с араб. -- путь следования), складывается из четырех частей:

· Корана (сборника проповедей пророка Мухаммеда);

· Сунны (сборника историй о жизни пророка, его жизнеописания, записанного его учениками);

· Иджмы (согласованного заключения древних правоведов, знатоков ислама, об обязанностях правоверных, получившего значение юридической истины, извлеченной из Корана и Сунны);

· Кияса (рассуждений мусульманских юристов в области нрава по аналогии в отношении к новым, не предусмотренным Кораном случаям).

Мусульманский судья, осуществляя правосудие, обращается не к Корану, который он не может и не вправе толковать, а к книгам, написанным в разные годы авторитетными юристами, учеными- богословами и содержащими такое толкование. Так, законодательство Египта, Ливана, Сирии и ряда других арабских стран устанавливает, что в случае пробела в семейном праве судья применяет "наиболее предпочтительные выводы толка Абу Ханифы".

Мусульманское право вообще основано на принципе авторитета, в связи с чем заключения древних юристов -- знатоков ислама имеют официальное юридическое значение.

Исключительно важным и своеобразным источником развития римского права в классический период становится деятельность юристов, которая способствовала развитию стройности и цельности всей правовой системы Древнего Рима.

Римская юриспруденция приобретает чисто светский характер начиная с плебейского понтифика Тиберия Корункания (с 254 года до н.э.), правовые консультации которого впервые носили публичный и открытый характер. Юристы республиканского периода играли важную роль в судебной практике. Они давали юридические консультации, особенно по вопросам судебного процесса, формулируя в связи с ними правовые ответы, редактировали и составляли юридические акты, в ряде случаев принимали участие в самом судебном процессе, оказывая помощь одной из сторон. Юристы республиканской эпохи происходили, как правило, из аристократических кругов -- из сенаторской знати, а в 1 в. до н.э. также и из всадников. Наиболее известными из них были Катон Старший, гМарк Манилий, Алфен Вар, Квинт Муций Сцевола, Публий Му-ций Сцевола, Сервий Сульпиций, Руф (причем двух последних часто считают основателями римской юридической науки). Они впервые предприняли попытку дать обобщение судебной практики, систематически изложив цивильное право (Публий Сцевола) и составив первый комментарий преторского права (Сульпиций).

В эпоху принципата круг юристов становится, шире. Многие из них, например Ульпиан, Гай и другие, были уже не римлянами, а выходцами из восточных провинций. Юристы этого времени играли более активную роль в развитии юридической доктрины и практики, были подлинными творцами классического римского права. Важное значение приобретает преподавательская деятельность юристов. В 1 -- начале 11 в. н.э. возникают две основные школы права: сабиньянцы (основатель Капитон) и прокульянцы (основатель Лабеон), которые вели преподавание права и давали разную трактовку некоторых (правда, второстепенных) правовых институтов. Наиболее известными представителями первых были Сабин и Юлиан, а вторых -- Прокул и Цельз.

Римские юристы составляли многочисленные труды. Одни из них предназначались для учебных целей, другие -- для практического использования.

Большой популярностью пользовались комментарии цивильного права и преторского права, а также дигесты, которые представляли собой наиболее значительные произведения по различным правовым вопросам, с попытками синтеза цивильного и преторского права. В дигестах обычно использовались выдержки из более ранних работ ("Ответов", "Вопросов" и т.д.) того же самого или других авторов, причем правовой материал располагался в строго определенном порядке (отсюда и сам термин digesta -- "приведенное в систему"). Наибольшей известностью в Риме пользовались дигесты Альфена Вара, Цельза, Марцелла, Цервилия Сцеволы и, особенно, Сальвия Юлиана.

Важное место среди работ римских юристов занимали институции, систематически излагавшие римское право в учебных целях. Наибольшую известность приобрели Институции Гая (143 год н.э.), которые давали сжатое и логически построенное изложение обширного правового материала.

Институции Гая в основном посвящены разбору гражданского (цивильного) права, но включают ряд добавлений по преторскому эдикту. От институции других римских юристов они отличаются большей полнотой и четкостью изложения. В них дается стройное и логичное деление гражданского права: "Все право, которым мы пользуемся, относится или к лицам, или к вещам, или к искам" (1.8). Хотя многие исследователи не считают систему, использованную Гаем, оригинальной, она была значительным шагом вперед в понимании права. Здесь впервые материальное право отделено от процесса, а индивидуальные права -- от средств их защиты.

Несмотря на трехчленную классификацию самого правового материала, Институции Гая разделены на 4 книги: о лицах, о вещах, об обязательствах, об исках. Эта система, получившая впоследствии название институционной, оказала большое влияние на последующую историю права.

Но даже самые блестящие и эрудированные юристы классической эпохи не были склонны к отвлеченным рассуждениям и к простому теоретизированию. Они стремились с помощью дедукции и иных логических методов решать отдельные, хотя бы и сложные, правовые казусы. Именно поэтому они даже в своих сочинениях избегали абстрактных конструкций, обобщений и определений. По словам Яволена Приска, "всякое определение в гражданском праве опасно: редко бывает, чтобы оно не могло быть опровергнуто". В связи с этим в римской классической юриспруденции не встречаются определения таких ключевых для цивильного и преторского права понятий, как иск (actio), собственность (domini-urn), договор (contractus), сервитуты (servitutes) и т.п. Но зато в ней имеются многочисленные блестящие образцы конкретных жизненных и подлежащих судебному решению правовых проблем.

С установлением в Риме императорского правления активизируется практическая деятельность юристов -- дача правовых консультаций. Эти консультации (так называемые "ответы") оказывали большое влияние на судей, которые часто следовали мне-ни1р авторитетных юристов.

Император Август предпринял попытку несколько унифицировать деятельность юристов, разрешив только определенному их кругу давать ответы, имеющие официальное значение (jus respondendi). Эти юристы должны были записывать свои ответы (консультации), ставить свою печать, чтобы тем самым засвидетельствовать легальность правового источника. Данная система закреплена при императоре Адриане, который подтвердил установившийся порядок, согласно которому только мнение определенных юристов имело правовую, т.е. обязательную силу. Если. таковые юристы по какому-либо вопросу приходили к общему согласию, судья обязан был с ним считаться при вынесении решения.

Укреплению авторитета римской юриспруденции как источника права во II -- III вв. н.э. способствовал тот факт, что императоры стали нередко приближать видных юристов к своей особе, назначать их на ключевые государственные посты (префекты претория и т.п.). Так, при императоре Септимии Севере государственную карьеру сделал Папиниан (был убит затем по приказу Каракаллы), при Александре Севере -- Павел и Ульпиан и т.д.

Источники права постклассического периода. В период домината в связи с глубоким кризисом рабовладельческой системы римское право претерпевает некоторые незначительные изменения, но его основные институты практически сохраняются в прежнем виде. Наибольшие изменения в это время происходят именно в источниках права, среди которых все больший удельный вес приобретает законодательство императоров. В связи с установлением всевластия императоров новые поколения юристов утрачивают право давать обязательные консультации, лишаются возможности формулировать новые правовые нормы, как это уже раньше произошло с преторами.

Сокращается число классических юристов, труды и мнения которых по-прежнему рассматривались в качестве источника права. В 426 году специальными знатоками Феодосия II и Валентиана III о цитировании была признана юридическая сила за сочинениями лишь пяти юристов: Папиниана, Павла, Ульпиана, Мадестина и Гая. Судьи должны были выявлять общее мнение этих юристов, а в случае разногласия между ними -- мнение большинства. В случае равенства голосов решающим признавалось мнение Папиниана, если же в этом случае Папиниан не высказывался, судья мог действовать самостоятельно.

Утрата римским правом былого динамизма, стирание граней между цивильным и преторским правом, поскольку это деление в едином императорском законодательстве утрачивает свой смысл, создали благоприятные условия для проведения кодификационных работ. Особенно оживленно работы по систематизации права велись в восточной части Римской империи (Византии). Здесь в конце III века н.э. были составлены частные сборники римского права -- Кодекс Грегориана и Кодекс Гермогениана, включившие в себя подлинные тексты императорских законов со 196 по 365 г. н.э., а в 438 году осуществлена первая официальная кодификация императорских конституций (Кодекс Феодосия). Особенностью сборника Феодосия, свидетельствующей о более высоком уровне кодификационных работ, было то, что он включал в себя только действующее императорское законодательство.

Всеобъемлющая систематизация римского права была проведена в 528--534 гг., т.е. уже после падения Западной Римской империи, по указанию византийского императора Юстиниана. Руководство кодификационными работами осуществлял видный юрист Трибониан. Результатом работы комиссии явилось составление ряда крупных сборников римского права, подвергшегося, однако, некоторым интерполяциям -- включениям норм более позднего, в частности греческого и восточного права. На более позднем этапе истории права (уже в средние века) эти сборники стали выступать как единый Свод законов Юстиниана (Corpus juris civilis).

Обширные кодификационные работы, которые велись под непосредственным руководством самого императора, снискавшего себе славу самого великого законодателя всех времен и народов, начались с составления Кодекса Юстиниана, Подготовка Кодекса была поручена созданной в феврале 528 года комиссии, состоявшей из десяти высших должностных лиц и юристов, среди которых особенно выделялись Трибониан и Феофил. Комиссия была уполномочена, использовав ранее изданные частные и официальные сборники, а именно: Кодексы Грегориана и Гермогениана, Кодекс Феодосия, собрать воедино императорские конституции, устранить имеющиеся в них противоречия, исключить устаревшие законодательные положения. Кодекс Юстиниана, первая редакция которого не сохранилась, был составлен с поразительной быстротой и издан 7 апреля 529 года. Не вошедшие в него законодательные акты отныне подлежали отмене.

Поспешность в составлении Кодекса была причиной многих его недостатков (противоречий, устарелых положений), которые стали особенно очевидными в связи с составлением других частей кодификации Юстиниана. Целый ряд нововведений, содержавшихся в законодательстве Юстиниана, особенно в сборнике "50 решений" (отмена различий между гражданским правом и "правом народов", между квиритской и бонитарной собственностью и т.д.), делали необходимой разработку новой редакции Кодекса Юстиниана. Эта работа была поручена в начале 534 года комиссии из 5 юристов под руководством Трибониана. Переработанный вариант Кодекса (именно в этом виде он и сохранился) был опубликован 16 ноября 534 года, а 29 декабря того же года был наделен силой закона.

По примеру Законов XII таблиц Кодекс Юстиниана был разделен на 12 книг. В книге 1 рассматриваются вопросы церковного права и христианской теологии, книги 2 -- 8 посвящены различным вопросам частного права, в книгах 9 -- 12 затрагиваются различные стороны публичного права (административное управление, преступления и наказания и т.д.). Каждая книга распадается на титулы, а последние -- на фрагменты.

В рамках отдельных титулов императорские конституции расположены в хронологическом порядке; древнейшая из использованных в Кодексе -- Конституция Адриана 117 года (6.23.1), самая поздняя -- Конституция Юстиниана от 4 ноября 534 года. Фрагменты, содержащие текст отдельных конституций, включают сведения об издавшем их императоре, о лице, кому они адресованы, о дате и месте их издания. Составителем Кодекса было разрешено вносить существенные изменения в цитируемые законодательные положения (редактировать, сокращать и т.д.), о чем свидетельствуют сравнения с соответствующими текстами конституций по Кодексу Феодосия.

Важнейшую часть кодификации императора Юстиниана, выделявшуюся по богатству использованного правового материала, составляют дигесты, или пандекты. Последний термин позаимствован из греческого языка, что означает "содержащий в себе все".

По замыслу Юстиниана, изложенному в специальной Конституции от 12 декабря 530 года, его дигесты должны были стать всеобъемлющим сборником, охватывающим правовое наследие классической эпохи. Подготовка дигест была поручена специальной комиссии под руководством Трибониана, в которую вошли помимо видных чиновников и практиков известные профессора константинопольской (Феофил, Грациан) и бейрутской (Дорофей и Анатолий) правовых школ. Составители дигест (позднее они стали называться компиляторами) были наделены широкими полномочиями по отбору и сокращению текстов классических юристов ("древних юристов"), по устранению в них противоречий, повторений и устаревших положений, по внесению в них иных изменений с учетом императорских конституций.

В процессе работы над дигестами комиссия просмотрела и использовала 2 тыс. сочинений, обработала 3 млн. строчек. В случае возникновения спорных вопросов она обращалась за разъяснениями к Юстиниану, который издавал соответствующие конституции, составившие "50 решений". Дигесты, учитывая масштабность использованного в них материала, были подготовлены исключительно за короткий срок, опубликованы 16 декабря 533 года специальной Конституцией.

Дигесты представляют собой уникальный правовой памятник, насчитывающий около 150 тыс. строк, включающий более 9 тыс. текстов, взятых из книг римских юристов, живших с 1в. до н.э. по IV в. н.э. Более других в Дигестах цитируются Ульпиан, Павел, Папиниан, Юлиан, Помпоний, Модестин. Так, тексты Ульпиана составляют 1/3, Павла -- 1/6, Папиниана -- 1/18 часть.

Структурно Дигесты делятся на семь частей (в самом тексте такой рубрики нет) и на 50 книг, которые в свою очередь (кроме книг 30--32 о легатах и фидеикомиссах) расчленяются на титулы, имеющие названия. Титулы состоят из фрагментов, число и размеры которых неодинаковы. Каждый фрагмент содержит в себе текст из сочинения какого-нибудь юриста. Фрагмент приводится с указанием автора и названия работы, откуда почерпнута цитата.

Содержание Дигест весьма широко и разнообразно. В них рассматриваются некоторые общие вопросы правосудия и права, обосновывается деление права на публичное и частное, дается очерк возникновения и развития римского права, излагается понимание закона и т.д. Сравнительно немного, места отведено публичному праву, главным образом в последних книгах (47--50), где говорится о преступлениях и наказаниях, о процессе, правах фиска, городском управлении, военном пекулии и т.п. Представлены здесь и вопросы, относящиеся к сфере международного права: ведение войны, прием и отправка посольств, статус иностранцев, и т.д.

Наиболее полно в Дигестах представлено частное право. Особенно много внимания в них уделено наследованию (по Закону и завещанию), брачным отношениям, вещному праву, различным видам договоров. Здесь отразились многие новые тенденции, характерные для постклассического римского права: слияние преторского и цивильного права и устранение многих формальностей последнего (например деления вещей на манципируемые и неманципируемые), смягчение отцовской власти, стирание различий между легатами и фидеикомиссами и т.д. В стремлении приспособить римскую классическую юриспруденцию к византийской действительности в VI в. комментаторы нередко искажали первоначальный текст, включали новые положения, причем делая это от имени цитируемого автора (интерполяции). Вероятно, целый ряд изменений в классических текстах был осуществлен не непосредственно компиляторами, а составителями копий работ, которыми они пользовались и в которые ранее на полях рукописи и между строчками были внесены уже вставки и исправления. Выделение интерполяций и глоссем, позволяющее различать классическое и постклассическое право, составляет одно из наиболее важных направлений в современной романистике.

Дигесты написаны на латыни, но многие термины, а иногда и целые извлечения (из Марциана, Папиниана и Модестйна) даны по-гречески. Придав Дигестам силу закона, Юстиниан запретил их комментирование, а также ссылки на старые законы и сочинения юристов.

Первоначальный текст Дигест Юстиниана не сохранился. Наиболее древняя и полная копия (флорентийская рукопись) относится к VI или VII вв. Сохранился также ряд копий Дигест Юстиниана, составленных в XI--XII вв., но в них были допущены значительные сокращения, а также значительные искажения текста (так называемые "вульгата").

Своеобразной частью кодификации Юстиниана являются Институции -- элементарный учебник права, обращенный императором к "юношеству, любящему законы". Для составления Институций по указанию Юстиниана в 530 году была составлена специальная комиссия из Трибониана (председатель) и профессоров права Феофила и Дорофея. Последние и являются фактическими авторами Институций Юстиниана, поскольку Трибониан в это время был занят-подготовкой Дигест. Институций были изданы 21 ноября 533 года и в том же году (одновременно с публикацией Дигест) получили силу императорского закона, стали применяться как официальный источник права.

В основу Институций Юстиниана были положены сочинения Гая (Институций и "Повседневные дела"), а также Институций Флорентина, Марциана, Ульпиана и Павла. Определенное влияние на них оказали дигесты, а также ряд императорских конституций. Институций Юстиниана, хотя и в меньшей степени, чем Дигесты, отразили черты постклассического (позднеримского, византийского) права. Многие устаревшие правовые институты были из них исключены (например вышедшие из употребления формы брака, легисакционный и формулярный процесс и т.п.). С другой стороны, был включен ряд новых положений, относящихся к юридическому лицу, конкубинату, колонату, кодициллу и т.п. Некоторые вопросы в Институциях Юстиниана разработаны подробнее, чем в Институциях Гая, в частности получила дальнейшее развитие классификация вещных прав, расширен круг оснований возникновения обязательств (добавлены квазиделикты).

Как и Институций Гая, Институций Юстиниана состоят из 4 книг. Под влиянием Дигест они были разделены на титулы, которые состоят из отдельных фрагментов. Хотя систематика Институций Юстиниана позаимствована из Институций Гая, расположение материала (особенно в последней книге) имеет некоторые отличия.

В первой книге даются общие сведения о правосудии и праве, о правовом статусе лиц, о вольноотпущенниках, о браке, об отцовской власти, об опеке и попечительстве. Вторая книга посвящена вещному праву. В ней подробно рассматриваются новые способы деления и свойства вещей, предусматриваются новые способы их приобретения. Здесь же говорится о завещаниях и легатах.

В третью книгу включены титулы, относящиеся к наследованию без завещания, степени когнатского родства и т.п. В этой же книге излагаются общие положения об обязательствах и обстоятельно освещаются отдельные виды договоров. В отличие от Институций Гая обязательства из деликтов включены в четвертую книгу, где особенно подробно рассмотрен закон Аквилия о возмещении вреда. Далее разбираются вопросы защиты прав (разные виды исков и интердиктов). В заключительной части Институций Юстиниана добавлены два титула, где перечислены обязанности людей и разные виды преступлений, особенно разработанные в императорском законодательстве (оскорбление величества, прелюбодеяние, отцеубийство, подлоги и т.д.). Как исторический источник Институций Юстиниана имеют меньшую ценность, чем Дигесты и Кодекс Юстиниана, но они обладают и несомненными достоинствами -- систематическим, сжатым и четким изложением правового материала по широкому кругу вопросов. Подлинный текст Институций Юстиниана не сохранился, наиболее древняя копия относится к IX веку. Кодификация Юстиниана подвела своеобразную черту под многовековым развитием римского права, представляя собой концентрированный итог всей его предшествующей истории. Поэтому Свод законов Юстиниана хотя и отразил некоторые постклассические и чисто византийские черты, является в своей основе источником римского права.

В 535--555 гг. указанные выше три сборника римского права были дополнены сборниками конституций (новелл) самого Юстиниана, в которых в большей степени отразились уже особенности не римского права, а византийского общества и права. Однако эти сборники были составлены частными лицами и не имели официального характера. Наиболее крупный из них включал 168 новелл, из которых 153 принадлежат Юстиниану. Значительно позднее (в средние века) сборники новелл Юстиниана стали включаться в Corpus juris civilis в качестве его четвертой книги.