Ликвидатор последствий аварии на чернобыльской аэс. Рассказ участника ликвидации аварии на чернобыльской аэс

Построив в 1954 году первую атомную станцию в СССР и заставив атом служить мирным целям, человечество поверило в обретение самой дешёвой электроэнергии. В 80-х годах XX столетия в странах насчитывалось уже 360 АЭС. 26 апреля 1986 года мировая общественность узнала её настоящую цену: десятки тысяч человеческих жизней, погибших от радиации и её последствий, 300 тысяч оставшихся без крова, брошенные города и сёла. Но жертв могло быть ещё больше, если бы не люди, настоящие герои Чернобыля, предотвратившие ещё большую катастрофу ценой своей жизни.

Авария на ЧАЭС

В ночь на 26 апреля мирно спали жители украинских городов Припять и Чернобыль, расположенных соответственно в 4 и 18 км от на которой работала большая часть взрослого населения. В щитовой 4-го блока, где проводились испытания реактора № 4, решалась их трагическая судьба на долгие годы. Как определит впоследствии правительственная комиссия, во время проведения испытаний были нарушены допустимые параметры, вызвавшие неуправляемые процессы, повлекшие взрыв реактора. 50 тонн ядерного топлива вырвалось наружу, что в 10 раз превышает показатели печально известной Хиросимы.

Наказание понесёт руководство ЧАЭС: проводящий испытание заместитель главного инженера А. Дятлов и директор ЧАЭС В. Брюханов получат срок по 10 лет. От последствий радиации первый уйдёт из жизни в 1995 году. Главный инженер потеряет рассудок. Только в девяностые правительственная комиссия признает, что главным виновником аварии стала и роковая ошибка в конструкции самого реактора. Как бы то ни было, первые участники Чернобыльской аварии - сотрудники станции. При разрушении здания энергоблока погибли двое, все остальные (134 человека) заболели лучевой болезнью, из которых в скором времени умерли 24 (28 вместе с пожарными).

Вставшие на пути дальнейшей катастрофы

После двух взрывов с разницей в две секунды (в 1 час 23 мин) реактор оказался полностью разрушенным, вызвав примерно 30 очагов пожара. Операторы станции были первыми, кто не раздумывая бросился с огнетушителями на их устранение. Пока директор В. Брюханов, прибывший в 2 часа на станцию, пребывал в состоянии шока, в электрическом цехе боролись за предотвращение водородного взрыва, которым могло бы накрыть Минск, удалённый более чем на 300 км.

Страна должна знать имена героев Чернобыля. 47-летний заместитель начальника смены Александр Лелеченко лично перекрыл подачу водорода в машинный зал, на крыше которого уже был пожар.

Четыре дня он оставался на рабочем месте, устраняя последствия Чернобыльской аварии и обеспечивая безопасную эксплуатацию первых трёх блоков АЭС. От несовместимой с жизнью Александр Лелеченко скончался 7 мая, уже в двухтысячных получив посмертно звание Героя Украины.

Подлинные герои - пожарные Чернобыля

Боевая тревога подняла караулы пожарных из Чернобыля и Припяти, первый из которых прибыл на станцию через 7 минут после начала катастрофы. 28 человек бросились на борьбу с пожаром под руководством лейтенантов Владимира Правика и Виктора Кабенка. Обоим по 23 года, но своим примером они вели за собой бойцов, давая чёткие команды и находясь там, где труднее всего. Общее руководство осуществлял майор Телятников, под началом у которого оказалось 69 человек и 14 единиц техники. Практически без средств защиты, имея только рукавицы, каски и брезентовые робы, не используя из-за высоких температур противогазы КИП-5, до трёх ночи пожарные не подозревали о смертельно опасном уровне радиации.

К четырем часам утра пожар удалось локализовать, к шести он был потушен полностью. Теряющие в ходе борьбы с огнём сознание, многие пожарные получили и были отправлены на лечение в Москву и Киев. Из 13 человек, проходивших лечение в 6-й клинической больнице столицы, 11 скончались. Среди них Виктор Кабенок и Владимир Правик, ставший отцом за месяц до трагедии. Медики утверждают, что выбранная методика лечения доктора Гейла оказалась ошибочной. Профессору Леониду Киндзельскому в Киеве, применявшему собственный способ лечения, удалось спасти всех пациентов. Троим пожарным, Владимиру Правику, Виктору Кабенку и Леониду Телятникову, присвоено звание Героев Советского Союза. Выжить удалось только последнему, дослужившемуся до звания генерала.

Пожарные - Герои Украины

Трое пожарных из числа первых оказавшихся на месте катастрофы получили звание Героя Украины. Среди них Василий Игнатенко, 25-летний Ценой своей жизни молодой человек вытащил из огня трёх своих товарищей, потерявших сознание от облучения. Его беременная жена не смогла сохранить дочь, получив радиацию при посещении мужа в московской больнице. Доза оказалась смертельной для новорождённой.

26-летний сержант Николай Ващук и 23-летний Николай Тытенок были одними из тех, кого спас Игнатенко. Но всем им уготована одинаковая судьба - умереть в больнице. Оба работали на самой большой высоте, предотвращая распространение огня на третий энергоблок. Именно там уровень радиации был самым высоким. Герои Чернобыля оставили после себя благодарную память, а ещё - двоих сыновей.

Пожарный - Герой России

Начальник отдела Главного управления пожарной охраны МВД СССР подполковник Владимир Максимчук прибыл на ЧАЭС в составе правительственной комиссии. Ему выпала доля возглавить тушение пожара в ночь на 23 мая. Об этой истории долго умалчивали: угроза нового взрыва 4-го реактора возникла после возгорания циркулярных насосов и кабелей высокого напряжения. Не допустив пожарные расчёты, с разведывательной группой подполковник проник на место пожара. Установив степень опасности и выявив уровень радиации (250 рентген в час), Владимир Максимчук лично организовал спасательные работы, определив максимальное время нахождения на территории возгорания десятью минутами.

В зону борьбы с пожаром была введена специальная техника, а боевые расчёты постоянно менялись, информируя друг друга о происходящих изменениях. Сам командир с каждой группой вновь и вновь оказывался в самой опасной точке, служа примером личного мужества. Это для страны на долгие годы - самый «секретный» подвиг. Героев Чернобыля представляли к наградам, а сорок бойцов-пожарных во главе с командиром окажутся на больничной койке безвестными. В 1994-м, в возрасте 46 лет и звании генерал-майора внутренней службы МВД, Владимир Максимчук скончался, будучи посмертно в 2003 году удостоен звания Героя России.

Кто такие ликвидаторы

Одним из первых очевидцев, снявших реактор после аварии, был оператор агентства новостей Игорь Костин. Он увидел картину полного разгрома, словно после атомной войны. Последствия чернобыльской аварии - это не только выброс но и сильнейшее радиоактивное заражение на площади 200 тысяч квадратных километров. Тлеющий реактор продолжал выбрасывать радиоактивный газ и пыль в атмосферу, это необходимо было остановить. Не исключалась возможность повторного взрыва из-за опасности, что под реактором треснет бетонная плита, и магма соединится с водой.

Вместе с тем власти замалчивали последствия катастрофы, и первые публикации в прессе появились лишь спустя 36 часов. Радиационное облако зафиксировали в Европе, а полномасштабная эвакуация населения из близлежащей местности, вошедшей в историю как зона отчуждения, ещё не началась. Людей начали вывозить из радиуса тридцати километров после замеров, сделанных военными группы полковника Гребенюка в Припяти. Они не только показали катастрофическое увеличение радиации в течение дня, но и повергли в шок институт атомной энергии абсолютными цифрами. Радиационный фон превышал допустимые нормы в 600 тысяч раз!

На место эвакуированных жителей, которые покидали заражённую территорию в течение недели, с первых часов аварии въезжали специалисты для работы на АЭС, воинские части. Позднее их стали называть ликвидаторами. 600 тысяч человек было привлечено к устранению последствий катастрофы после обращения Президента Горбачёва по телевидению спустя 18 дней с начала трагических событий.

Армейский подвиг

Каждый из тех, кто прибывал для устранения последствий аварии, хорошо представлял, что такое Чернобыль. Герои-ликвидаторы спустя годы нисколько не сожалеют о том, что им пришлось встать против незримого врага - проникающей радиации. Несмотря на проблемы со здоровьем и гибель друзей от тяжёлых болезней. 100 тысяч из них - это представители армии, включая 600 вертолётчиков, сделавших всё, чтобы заставить замолчать аварийный реактор. В состав правительственной комиссии по ликвидации последствий аварии входил академик В. А. Легасов, разработавший состав смеси для забрасывания в зону реактора: песок, борная кислота и свинец. Уже через 48 часов начались работы, для которых были привлечены лучшие вертолётчики, включая отозванных из Афганистана.

Уровень радиации над реактором в 9 раз превышал смертельную дозу, температура воздуха на высоте 200 метров составляла 120-180 градусов. В условиях горячего радиоактивного воздуха и опасности для жизни солдаты практически голыми руками сбрасывали мешки весом 80 кг, а пилоты совершали до 33 вылетов в сутки, сразу получая радиацию в 5-6 рентген. Потребовалось 6 тысяч тонн смеси, чтобы на 35 % снизить выброс смертельно опасных веществ. Среди вертолётчиков есть Один из них - Николай Мельник, опустивший в реактор с высоты шестисоткилограммовую трубу с измерительными приборами, чтобы узнать природу процессов внутри во избежание повторных взрывов. Эта филигранная операция вошла в историю под названием «Игла».

Воины запаса

Ликвидаторы аварии на ЧАЭС - не только специалисты-профессионалы, но и бывшие солдаты и офицеры в возрасте от двадцати до тридцати лет, привлечённые на армейские сборы. Всё вокруг четвёртого реактора было усеяно радиационным топливом. Сложнее всего графит и радиоактивные обломки приходилось удалять с крыши, где использовали робототехнику. Но зашкаливающий уровень радиации вывел её из строя, поэтому возникла необходимость привлечения людей. Эти герои Чернобыля вошли в историю как «биороботы». Руководил операцией по удалению радиоактивных элементов просчитавший, что даже в защитном костюме человек не может находиться в зоне радиации с 7000 рентген более сорока секунд.

Для того чтобы сбросить радиоактивный мусор в две лопаты, молодые мужчины с весом защиты 26-30 кг на протяжении 2,5 недели поднимались на крышу, рискуя жизнью и здоровьем. Игорю Костину и Константину Федотову выпало повторить свой маленький подвиг по пять раз. В награду «биороботы» получили армейское удостоверение ликвидатора и премию сто рублей. По прогнозам медиков, каждый пятый из этих ребят умрёт, не дожив до 40 лет. Война с невидимым врагом не закончилась завершением работ по ликвидации аварии на ЧАЭС.

Сооружение саркофага

Больше всего на аварийной станции нуждались в профессионалах. Пожарные предотвращали новый взрыв, откачивая воду под бетонной плитой реактора, шахтёры рыли тоннель длиной 150 м от третьего энергоблока, чтобы установить охлаждающую камеру на жидком азоте, а инженеры Курчатовского института прорезали автогеном уцелевшие стены для определения степени опасности. Вся страна мобилизовалась на оказание помощи пострадавшим районам, создалась фактически фронтовая ситуация. Был открыт счёт для пожертвований, на который в течение шести месяцев поступило 520 миллионов рублей. Завершающим этапом работы по укрощению ядерной энергии должно было стать строительство защитного саркофага для погребения «дымящего» реактора. Аналога такому объекту в мире не было, поэтому те, кто проектировал и строил его в условиях, приближенных к боевым, настоящие герои Чернобыля.

206 дней потребовалось для сооружения бетонной оболочки реактора весом 150 тонн и высотой 170 метров. Лев Бочаров, один из разработчиков объекта, признаёт, что самое сложное заключалось в том, что каждую деталь приходилось конструировать отдельно, чтобы избежать лишних жертв. Удалённое строительство привело к тому, что, несмотря на трудозатраты 90 тысяч человек, использование огромного количества металлоконструкций и цемента, через 28 лет произошёл обвал навесных плит в несколько сотен метров. Ещё облёты на вертолётах в 2007 году и замеры радиации показали, что энергоблок до сих пор представляет опасность. Поэтому сегодня реализуется новый проект «Укрытие-2» с участием европейский стран и Соединённых Штатов Америки.

30-километровая территория вокруг АЭС - по-прежнему зона отчуждения, где пребывание людей таит опасность из-за радиоактивного заражения. Припять превратилась в законсервированный памятник трагедии 1986 года.

Героям Чернобыля посвящается

Трагедия на ЧАЭС показала всему миру, что может произойти, если атомная энергия выходит из-под контроля. Она активизировала процесс ядерного разоружения и стала, по сути, началом конца СССР. Но ещё она продемонстрировала мировой общественности мужество и героизм простых людей разных национальностей, вставших плечом к плечу во имя спасения европейской цивилизации. Покончит жизнь самоубийством лидер Коммунистической партии Украины В. В. Щербицкий, способствующий сокрытию истинных масштабов аварии на ЧАЭС, не сможет пережить трагедию учёный В. А. Легасов, чувствуя вину научного сообщества в происшедшем. Но нечего стыдиться тем, кто навсегда останется жить в бронзе и нашей памяти. Вячеслав Кокуба на 25-летие трагедии на Украине сочинил песню «Слава Героям Чернобыля», где говорится о благодарности «тем, кто спасал от трагедии мир, тем, кто сберёг свою честь и мундир».

На Украине учреждена медаль «Герой Чернобыля», которой до сих пор награждают ликвидаторов, проявивших особое мужество в трудный для страны период. Три года назад награда нашла в Кыргызстане врача Искендера Шаяхметова, работающего в ста метрах от блока, спасшего жизни десятков людей. А в Киевском институте радиационной медицины до сих пор идёт неравная борьба с незримым врагом за жизнь бывших ликвидаторов. К профессору Анатолию Чумаку едут со всех уголков бывшего СССР. Во многих городах установлены памятники мужественным героям-чернобыльцам, многие из которых ушли из жизни годы спустя от последствий лучевой болезни.

Трагедия произошла в 01:23 часов 26 апреля 1986 года. На 4-м энергоблоке Чернобыльской АЭС прогремел взрыв, полностью разрушивший реактор. В окружающую среду было выброшено огромное количество радиоактивных веществ. Всего в ликвидации последствий чернобыльского взрыва участвовало 45 полков гражданской обороны со всего СССР. Ликвидаторов присылали из Литвы, Латвии, Белоруссии, Грузии, Армении, Таджикистана. Последний полк покинул опасную зону в 1989 году. Свыше 600 тысяч человек работали над ликвидацией последствий катастрофы, из них 360 тысяч — жители России.

Это сейчас, услышав словосочетание «Чернобыльская АЭС», каждый представляет себе ужасную трагедию, а в 1986 году после аварии мир не перевернулся. Многие отправлялись в таинственную зону на Украине, даже не зная, что их там ждёт.

Обработка территории Чернобыльской атомной электростанции дезактивирующим раствором. Фото: РИА Новости

Пока шла мобилизация, в жизни советского государства не было никаких изменений: телевизор показывал репортажи со съездов и новости с урожайных полей.

Кроме солдат-срочников, на борьбу с радиацией отправляли мужчин старше 35 лет, у которых было двое детей. Вероятно, чтобы сберечь от возможной бездетности тех, кто ещё не обзавёлся большой семьёй.

«Мы узнали о радиации, когда летом пожелтели листья на деревьях»

В этом году 26 апреля Рауф Гарафутдинов собирается отметить так же, как и всегда: прийти к мемориалу в память пострадавших от катастрофы в Чернобыльской АЭС. У памятника он бывает часто.

Рауф Гарафутдинов ищет фамилии друзей в списке пострадавших. Фото: АиФ / Алия Шарафутдинова

Здесь он вспоминает 10 дней, проведённых на Украине, и вглядывается в список фамилий участников ликвидации аварии на мемориале.

«Каждый год прихожу на мероприятия, посвящённые Чернобылю, но в прошлом году знакомых не увидел», — признаётся он, стесняясь показать покрасневшие глаза.

Когда мужчины не могут сдержать слёз. Фото: АиФ / Алия Шарафутдинова

«В год катастрофы мне исполнилось 24 года. Я с двумя сокурсниками сразу после окончания института поехал на офицерские сборы в город Чернигов. Недалеко от нас базировался вертолётный полк. Бетон, который мы готовили, забирали вертолёты и сбрасывали на четвёртый блок Чернобыльской АЭС, — рассказывает Рауф Гарафутдинов. — Нам не говорили, что кругом высокий радиационный фон. Мы поняли это, только когда летом пожелтели все листья на деревьях».

В 1986 году работающих над ликвидацией последствий Чернобыльской АЭС не задерживали на опасной территории надолго. Получив за 30 дней двадцать пять бэр (биологический эквивалент рентгена), человек должен был уехать из опасной зоны. Только годы спустя ликвидаторы узнали, что 25 бэр — это предел допустимого облучения за год, а не за месяц, как им внушали.

26 апреля в Казани «чернобыльцы» встречаются, чтобы вспомнить погибших товарищей. Фото: АиФ / Алия Шарафутдинова

«Давали много сгущёнки»

«35 градусов жары, а мы в спецодежде и респираторах. И даже в машине их не снимали, — вспоминает Ринат Низамов , попавший в Чернобыль в 19-летнем возрасте. — Нам сказали, что радиация в организм проникает через пыль, вот и старались ею не дышать. А на улице духота. И купаться было нельзя».

Ринат Низамов участвовал в ликвидации последствий аварии летом 1986 года. Фото: АиФ / Алия Шарафутдинова

Латышский полк, в составе которого было около 800 человек и в котором служил Ринат, занимался дезактивацией. С 8:00 до 17:00 солдаты промывали здания, многоэтажные жилые дома.

«До катастрофы в 1986 году служил в морском флоте в Прибалтике, — говорит Ринат Низамов. — После «учебки» направили в город Липы, а в июне, так как у меня были права, единственного из гарнизона отправили в Чернобыль. Нужны были водители на пожарные машины. О том, что попал в гиблое место, узнал через неделю», — признаётся Ринат.

Дозиметристы проверяют уровень радиации у машин, выезжающих из города Чернобыля. Фото: РИА Новости

В воду добавляли специальный порошок. Чтобы радиация сошла, промывали сооружения под давлением снаружи. Очищали колодцы: убирали грунт. Мыли улицы, тротуары.

«Брошенные населённые пункты тогда не были такими устрашающими, как их показывают сейчас. Было много солдат, кипела работа. Жили мы за 30-километровой зоной в полевых условиях, в палатках, — поясняет Ринат. Молодых ребят, как я, было мало. В основном «партизаны». Так мы называли тех, кто был призван из запаса. Пищу и воду привозили. А ещё давали одну банку сгущёнки на двоих, что казалось нам раем. Позже я прочитал, что она помогает от радиации».

Жёлтые лужи и персики, как в рекламе

43-летний Сергей Очертяный военный альбом просматривает только один раз в год, в апреле. На одном из старых кадров военные на фоне огромных букв «Припять», на другом — возле четвёртого энергоблока. Все фото как будто высвечены. «От радиации даже плёнка портилась. Цветные фотографии получались мутными и чёрно-белыми, — комментирует чернобылец. — Да и фотографировать-то было запрещено».

Сергей Очертяный просматривает военный альбом. Фото: АиФ / Алия Шарафутдинова

«Я был призван в Днепропетровск. Потом нам предложили поехать в Киев. Согласился. Но вместо Киева попал в Чернобыль в январе 1988 года и служил до августа 1990 года», — вспоминает ликвидатор аварии.

Четыре роты охраняли Чернобыльскую АЭС. Некоторые из постов от злополучного реактора отделяли всего несколько метров. Периодически солдат вывозили на «чистую территорию», а через две недели возвращали к станции.

Сергей Очертяный во время присяги. Фото: Из личного архива

«В первый же день заметил на дороге рыжие пятна. Улицы всегда промывали, но когда лужи чуть пересыхали, они становились оранжевыми, — говорит Сергей. — Персики росли такие, как сейчас в рекламах показывают. Черешня была размером со сливу. Клубника наливалась сладостью и блестела так, что казалось, можно смотреться, как в зеркало».

По возвращении домой врачи сказали Сергею Очертяному, что у него либо не будет детей, либо они родятся с отклонениями. «Пришёл я на учёт становиться, а медсестра от меня отстранилась. До сих пор, узнав, что я чернобылец, люди шарахаются. Думают, что радиацию излучаю», — признаётся Сергей и добавляет, что вопреки прогнозам, стал отцом.

Возле поста у въезда в Чернобыльскую АЭС. Фото: Из личного архива Сергея Очертяного

Сергей, его жена Наталья и дочь Юлия сейчас живут на 18 квадратных метрах. По закону, столько же полагается на каждого из них по отдельности.

Как «чернобыльцу», мужчине положены и льготы, и жильё. Вот только улучшения жилищных условий семья ждёт с 1995 года. С тех пор маленькая дочь Очертяного успела школу закончить и в колледж поступить.

Врачи говорили Сергею, что у него не будет детей. Вопреки прогнозам, родилась дочь. Фото: АиФ / Алия Шарафутдинова

Два года назад с Сергея сняли инвалидность, сказали, что «здоров». Исчезли у него пенсия и отдельные льготы. Вот только здорового мужчину не спешат брать на работу: как узнают, что «чернобылец», сразу отказывают.

«Нам по состоянию здоровья надо лечиться 2-3 раза в год. Какому работодателю такие сотрудники нужны», — резюмирует чернобылец.

Мемориал в память о пострадавших от Чернобыльской аварии. Фото: АиФ / Алия Шарафутдинова

Больше двадцати лет назад Чернобыль стал по ту стороны границы. Но люди, брошенные для спасения от него, живут по эту.

О чем они не знали, когда ехали ликвидировать последствия аварии и какие последствия были для них самих? Что было бы, случись катастрофа на пять лет позже, когда уже не стало Союза? Пошли бы они снова на подвиг, имея за плечами опыт прожитых лет и перенесенных болезней?

Тогда, в апреле 1986-го, в страшную и таинственную зону под названием Чернобыль, отправились многие тысячи людей. Удивительно, но мир после обнародования информации о случившейся аварии не перевернулся. Все тогда жили, работали, и беда существовала как бы и рядом, но на уровне обывательских слухов. В мае далеко на юге России выпал необычный дождь, оставивший белесые следы на свежих листьях деревьев. Телевизор показывал вести с полей и репортажи со съездов, а тем временем в стране шла тихая мобилизация. Военкоматы отправляли повестки запасникам второй категории. Забирали мужчин старше 35 лет, у которых было двое детей. На предприятиях шел свой призыв, добровольцев. Никаких пышных проводов не устраивали. Казалось, обычная командировка. Надо так надо.

Это сейчас для большинства ликвидаторов Чернобыль находится в другом государстве, а тогда полки добровольцев прибывали в радиационную зону из Прибалтики и Средней Азии, Северного Кавказа и Дальнего Востока, Москвы и Ленинграда. Огромные материальные и людские ресурсы брошены были в Чернобыль, чтобы спасти всю страну.

Лишь годы спустя они узнали, что 25 бэр - это предел допустимого облучения за год, а не за месяц, как внушали ликвидаторам

По словам руководителя региональной общественной организации "Союз "Чернобыль" Александра Филипенко, из 250-тысячной армии ликвидаторов 62 тысячи прибыли в зону из городов, сел и хуторов юга России - Ростовской области и республик Северного Кавказа. Самую многочисленную рать выставила Ростовская область - полк гражданской обороны под номером 11350.

Что они не знали

Генерал-майор в отставке Владимир Тюнюков был начальником оперативной группы Генштаба и отвечал за формирование специальных войск по Южному округу, в Волгоградской, Ростовской областях, Краснодарском крае, а потом - за радиационную безопасность войск, работающих в 30-километровой зоне. По его словам, была поставлена задача подобрать специалистов, более-менее владеющих знаниями.

Совсем неподготовленных пускать было нельзя, - подчеркивает Владимир Тюнюков. - Нужны были люди, способные вести радиационную разведку, дозиметрический контроль, дезактивацию. Ведь, когда произошел взрыв реактора, мы поначалу не знали, что делать: враг был невидим и неслышим. Границу опасной и безопасной зон можно было нащупать только приборами. Эти границы, шаг за шагом, устанавливали дозиметристы.

Осложнялось все тем, что каждый из отобранных специалистов не мог работать на объекте долго. Считалось, что, получив за 30 дней двадцать пять бэр (биологический эквивалент рентгена), человек должен эвакуироваться из опасной зоны. Лишь годы спустя они узнали, что "норма" в 25 бэр - это предел допустимого облучения за год, а не за месяц, как внушали ликвидаторам.

Когда покидал Чернобыль, считалось, что я получил дозу меньше допустимых значений. Но сейчас ученые утверждают, что "нормы" облучения быть не может вообще и даже маленькая доза опасна для организма, - говорит Тюнюков. - Мы не знали, как проводить дезактивацию огромных производственных помещений энергоблока. Многоэтажный корпус площадью был примерно со стадион. Работали в три смены по пять часов и практически вручную. С ведром и тряпкой. На уцелевшей половине машинного зала поставили бетонную стену, чтобы обеспечить запуск третьего энергоблока. Дезактивацию потолочных перекрытий и коммуникаций было проводить невероятно трудно. Представьте себе металлические и бетонные переплетения - радиация вместе с перегретым паром буквально впиталась в краску. Нужно было ее снимать. Здесь, на ходу, родился новый метод дезактивации крупных промышленных объектов. Используя энергию станции и войсковые комплекты, вновь нагревали пар, обрабатывали им стены и потолки, потом пускали дезактивационный аэрозоль, нейтрализующий радионуклиды, и всасывали промышленными пылесосами все с их поверхности. Затем содержимое пылесосов герметично закупоривали в стальные баллоны и увозили на захоронение. Мы тогда и не знали, что степень заражения самих средств защиты превышала нормы в десятки раз.

Двукратный чемпион мира по велоспорту Александр Филипенко в Чернобыль пошел в первый же призыв из 1200 человек, объявленный по Ростовской области.

14 мая мы уже были в районе Брагина, в Белоруссии, где разбили лагерь. Рядом с нами по периметру 30-километровой зоны АЭС стояли полки со всей страны. Меня назначили начальником продовольственно-вещевой службы полка гражданской обороны, - говорит Филипенко. - В Брагине мы заменяли асфальт, ставили срубы домов, мыли улицы. Часто выезжали на чистку территории в соседних населенных пунктах. Фон уменьшался, приехавшая комиссия фиксировала соответствие норме. Но через три-четыре дня снова померили - фон опять вырос. Оказывается, ветер принес новую порцию радиации.

Дозы облучения в динамике, по словам ликвидаторов, никто не отслеживал. А приборы, которые выдавались, зачастую не отражали реальную картину. Были случаи, когда полученные дозы просто списывались. Суммарное облучение Филипенко составило 38,6 бэра. Он сам не принимал участие в работах по очистке территории станции, но каждые три-четыре часа встречал оттуда очередную смену в 1200 человек. Нужно было принять у них грязную одежду, выдать новую, потом везти радиоактивную форму в банно-прачечный комбинат, где ее обеззараживали. После чего выдавали новой смене.

Я не знал, что, перевозя и разгружая эту одежду, постоянно облучаюсь сам, - говорит Филипенко.

Итог такого незнания - 72 тысячи человек из тех, кто принял на себя радиационный удар, стали инвалидами. Теперь их осталось 44 тысячи. Это при том, что большей части ликвидаторов инвалидность официально не оформили...

Сегодня, наученные горьким опытом, японцы на "Фукусиме" стараются обойтись как можно меньшим количеством ликвидаторов. А тогда в Чернобыль просто согнали массу людей со всей страны, которые закрыли мир от радиации буквально своими телами.

Что было труднее всего

Самое трудное было переломить обычное сознание людей, заставить понять их, что главного врага не видно и не слышно, но он поражает все. Большинство из них прошли два года армии в специальных войсках. Но то была учеба, а теперь они попали в реальную обстановку, не допускающую беспечности.

Вначале нарушения радиационной безопасности были всюду, - рассказывает Владимир Тюнюков. - Некачественно проводилась обработка одежды, людей. Смывали невидимую грязь под душем абы как. Потом ложились спать. Как-то мы проверили подушки приборами. Фонило так, что их пришлось уничтожать. Волосы, несмотря на средства защиты, сильно впитывали радиацию. Люди, не зная того, вредили сами себе. Запрещено было питаться в зоне риска, курить и пить воду. А стояло пекло. Привозили воду в бутылях. Солдаты открывали их пряжками от ремня. Солдат весь в костюме химзащиты, все открытые части обтирались. Но, когда ехали в "КАМАЗе", пыль поднималась. Она просачивалась всюду и под пряжку ремня. Потом он открывал флягу с водой, и с пряжки радиоактивные частицы попадали в воду...

Камиль Шарифулин был санитарным врачом в ростовском полку. Его специальность - рентгенолог, радиолог. Теперь он эксперт по подготовке товарищей по несчастью на ВТЭК. В Чернобыль его призвали из запаса. Подходил по всем статьям: 37 лет, двое детей. И хотя легко мог отказаться от командировки - работал директором комплекса предприятий, производивших вакцины и сыворотки, по призыву пошел не раздумывая.

Ростовский полк в 1986 году забирали не на атомную станцию. Нас локализовали в Белоруссии, хутор Петьковщина в Брагинском районе. Мы очищали села, постройки, базы, оставшиеся в зоне отселения. Помогали населению, как сейчас МЧС, - чинили крыши, чистили колодцы, дороги, - вспоминает Камиль. - Потом на ЧАЭС стало не хватать людей, и привлекли нас. Весь полк срочно бросили на Украину, встали лагерем в 20 километрах от станции. В день туда посылали по 250 человек.

При взрыве четвертого энергоблока куски бетона, стали, арматуры и буквально пронизанные радиацией осколки графитовой кладки реактора разнесло по всей станции и даже за ее пределы. На этой территории кишел человеческий муравейник - люди практически вручную собирали радиоактивный хлам. А перед нами поставили задачу: заменить кровлю на третьем энергоблоке. Ее снимали и стелили новую. Но прежде нужно было убрать с крыши куски высокорадиоактивного графита.

Каждому, кого на это посылали, полагалось два выхода на крышу. На самой кровле работали всего 45 секунд. По секундомеру. Боец переодевался в защитный костюм, ему указывали: вон кусок графита лежит. Крыша, как футбольное поле. По двое-трое с лопатами должны были пробежать до графита за 15 секунд. Подхватить его на лопату и за следующие 15 секунд донести до края крыши, где стоял огромный контейнер радиоактивных отходов. Сбросить смертоносный груз в его пасть - и бегом обратно, еще 15 секунд.

За эти мгновения на крыше я получил 0,5 рентгена - максимально допустимая суточная доза. Это было в мае 1987 года, - вспоминает Камиль. - Потом, когда почистили крышу и радиационный фон упал, было еще 25 выездов. Я как доктор принимал спускающихся ребят. Один снял с руки часы, а там сильнейший ожог. Я обрабатывал раны, видимые воспаления, закапывал воспаленные глаза. По своей наивности выезжал поначалу каждый раз, когда в смену посылали ребят. Потом плохо стало мне самому.

Всего Камиль Шарифулин пробыл в зоне сто суток вместо положенных шести месяцев. Из-за того, что дозу свою набрал раньше срока. Максимально допустимой спустя год после аварии считалась доза в 10 рентген. Но самое трудное для него, как оказалось, наступило потом.

Правда и ложь

Спустя десять лет после Чернобыля врачи сказали, что в организме у меня накапливается цезий, стронций и йод, - рассказывает Владимир Тюнюков. - Я оформил инвалидность лишь в 2003 году. До этого стеснялся: как я, русский генерал, буду ходить за пособием? Но потом реально стало плохо со здоровьем. Мне дали вторую группу.

Нас изначально почему-то разделили на инвалидов первой, второй, третьей группы. Хотя, я считаю, у нас должен был статус один, мы работали в одинаковых условиях и в одно время, - убежден Александр Филипенко. - У нас категория одна - пострадавший от техногенной аварии. И мы должны были получить достойную пенсию и жить спокойно.

Сорокалетние мужики возвращались домой, им нужно было работать, кормить семьи. Бегать по врачам и комиссиям, оформлять группу просто времени не было. Да и как в то время смотрели на инвалидов? Ведь их практически не брали на работу. Признать себя инвалидом значило обрубить для себя многие возможности. И менталитет был другой. Люди даже стеснялись этого слова - "инвалид".

И так рассуждали очень многие. Камиль Шарифулин только через пять лет, в 1992 году, получил группу инвалидности. И то потому, что с больничного подолгу не выходил.

Семьи прокормили, детей вырастили, мебель купили, а теперь, к пенсии, можно и поболеть - так думали многие. Но в экспертных комиссиях, определяющих инвалидность, нас не ждали. Чернобыль принимали в расчет только первые пять лет после взрыва на станции - если в течение этих лет были больничные, экспертный совет учитывал связь заболевания с пребыванием в зараженной зоне. Если у 40-летнего появлялись болезни, то "срабатывал" Чернобыль, а если подкашивало 60-летнего, то увольте, это возрастное. За исключением онкологии, - с горечью говорит Шарифулин. - Сейчас, последние девять лет, комиссии практически перестали связывать наши болячки с Чернобылем. Говорят: ребята, извините, но это не страховой случай. У вас, дескать, показаний для оформления группы нет, а ваше плохое самочувствие лишь признак надвигающейся старости...

Александр Филипенко долго размышлял над вопросом, что же изменилось за эти 25 лет после аварии.

Надо понять психологию людей, которые шли в то время на выполнение этой задачи. Мы воспитывались не в нынешней, в совершенно другой стране. Тогда нам был присущ патриотизм. Мы ехали на ЧАЭС, хотя все знали, что мы оттуда либо не вернемся, либо заболеем, получив такую дозу облучения, что придем оттуда калеками. Когда мы ехали к Чернобылю, мы останавливались на многих полустанках, и никто из 1200 человек не спрыгнул с поезда, не спрятался, не ушел от ответственности. Мы прекрасно знали еще тогда, что приуменьшались масштабы катастрофы и замалчивались размеры беды.

Но как судить, что было правильно, а что нет, когда живые люди бегали по крыше зараженного здания и собирали лопатами графит, от которого шло такое излучение, что за эти секунды получали дозу, не совместимую с жизнью?

После этого о Чернобыле было снято много фильмов и написано книг. Говорили, что неправильную работу мы сделали, что зря наши шахтеры проложили шахту под реактором - много чего, - говорит Филипенко. - Но главное - мы всю эту работу делали с честью и достоинством. Мы знали, что спасаем свои семьи, своих детей, даже не думали, что при этом спасаем всю Европу. Был не просто высокий патриотизм, было просто совсем другое время.

В 1991 году вышел первый закон, по которому чернобыльцам определили льготы. С тех пор он уже много раз изменялся, - говорит Филипенко. - И с каждым разом ухудшал наше положение, урезая права и льготы. Наконец нас лишили вообще всех льгот, заменив на незначительное денежное вспомоществование. Ни путевок, ни лечения, ни тем более квартир, которые обещали в течение года после подачи заявления. В конце концов нас вообще лишили статуса чернобыльцев, все стали инвалидами по общему заболеванию. А нет статуса - меньше денег.

Сколько судов прошло о возмещении вреда здоровью, сколько унижений - не перечесть. Практика такова, что все вопросы, связанные с чернобыльцами, стали решаться через суды. Теперь судятся за индексацию льгот. И добиваются, но только через суд. При этом 10 процентов от суммы уходит адвокатам.

За эти годы я стал прекрасным юристом, знаю, как защищать себя и других, - горько шутит Филипенко. - Я ушел туда в 36 лет, с прекрасной должности, здоровым, мастером спорта. Сейчас еле жив, а большая половина моих друзей уже умерли. Государство взялось выплачивать сумму возмещения труда, но так, что стали люди судиться.

Николай Симонов отправился в зону в двадцать лет, сразу после срочной службы в армии, где в составе инженерно-технических войск прошел специальную подготовку к ядерной войне.

Когда вернулся, работал в шахте и только через двенадцать лет узнал, что государство "забыло" заплатить за ликвидацию: в Чернобыле я проработал 157 календарных суток, а расчет получил всего за 113 дней... Прошло 25 лет, люди, побывавшие там, доживают и уходят. Надо, чтобы с ними не ушла та правда, которую знаем мы.

Как бы поступили ликвидаторы, случись авария подобного масштаба сейчас? Много ли было бы добровольцев? Вряд ли, считают бывшие чернобыльцы. Слишком дорого заплатили они за тот свой поступок.

Прямая речь

Олег Алферов, ликвидатор из полка 11350:

Все, что с нами случилось, - это уже последствия последствий, вторичная реакция на Чернобыль. Мы не столько болели, сколько боялись заболеть. И оттого жили в постоянной тревоге, в депрессии, в ожидании заболевания. И по этой причине, конечно, ждали особого внимания государства к себе. Но очень скоро поняли, что наше существование - бельмо на глазу. Волновались, нервничали, у многих происходили психические срывы. До 30 процентов вернувшихся оттуда стали пьющими - и жестоко пьющими. Социальный фактор добил нас сильнее, чем сам Чернобыль. Первые пять лет нас вообще не замечали, в 91-м только вышел закон о предоставлении льгот ликвидаторам аварии. Получили выплаты. Довольно заметные на фоне застоя в экономике, когда на многих предприятиях уже с перебоями давали зарплату. И особенно внушительные в деревне, где остальные получали копейки. По-разному распорядились этими деньгами. Многие их просто пропили, потому что другого применения не находили...

Всего в ликвидации последствий чернобыльского взрыва участвовало 45 полков гражданской обороны со всего СССР. Их формировали в Литве, Латвии, Белоруссии, ликвидаторов присылали из Грузии, Армении, Таджикистана. Последний полк покинул чернобыльскую зону в 1989 году. А всего через это горнило прошло свыше 600 тысяч человек, из них 360 тысяч - жители России.

По данным Национального радиационно-эпидемиологического регистра, из 701397 человек, подвергшихся радиационному воздействию и проживающих в России, к началу марта с.г. в списке значилось 194333 ликвидатора.

МОСКВА, 26 апр – РИА Новости. На ликвидации последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС, произошедшей ровно 32 года назад, работали военные и гражданские специалисты со всего Советского Союза, статус ликвидатора Чернобыльской аварии в разное время получили более 600 тысяч человек. Двое из них, Александр Петров и Сергей Жарков, сейчас работающие в вертолетной авиации в Московском авиационном центре департамента ГОЧСиПБ, по просьбе РИА Новости вспомнили о первых днях ликвидации аварии.

Полетели на пожар

"В 1986 году мне было ровно 30 лет", - вспоминает бортинженер Московского авиационного центра Александр Петров.

Он оказался в зоне Чернобыльской аварии в первые дни после взрыва на четвертом энергоблоке. Тридцать два года назад он занимался тем же, чем и сейчас - летал на Ми-26, крупнейшем в мире транспортном вертолете. Разница лишь в том, что на военной службе его должность звучала как "борттехник". Командировка на ЧАЭС заняла чуть меньше недели.

"Двадцать шестого апреля мы прилетели в Чернобыль, и 1 мая нас уже убрали. Когда мы туда прилетели, никто еще не знал, что там происходит. Наша задача изначально звучала как "перегонка авиационной техники для тушения пожара", - говорит Александр.

Сигнал тревоги поступил в выходной день. "Это было воскресенье. Кто был в парадной форме одежды, кто в чем - и в два часа дня улетели". Спустя пару часов вертолеты приземлились в Чернигове на дозаправку, и уже оттуда отправились в город Чернобыль, который находится в 30 километров от Припяти, где стоит атомная электростанция.

"И уже только там узнали, что случилась беда очень большая, и увидели, что народ большими автобусами эвакуируют", - рассказывает Александр.

Его сослуживец Сергей Жарков, который сейчас также работает бортинженером в Московском авиационном центре, а тогда служил в авиации на Ми-26, попал к месту аварии неделей позже.

"Мне в 1986 году было 33 года, возраст Христа. Я был в звании капитана. Мы полетели туда 2 мая, а последний день работы был 9 мая, свои дозы радиации к тому моменты мы уже набрали. Тем, кто первыми туда отправился, сказали, что вокруг Чернобыля горят леса. Ну, а когда мы вылетали, уже знали, куда направляемся", - говорит Жарков.

Свинец, песок и привкус металла

Аварийный реактор четвертого энергоблока АЭС с вертолетов засыпали песком и свинцом, который поглощает гамма-излучение. По воспоминаниям Жаркова, за один полет они сбрасывали несколько тонн груза.

"Наш экипаж бросал свинец туда, на реактор. Были такие свинцовые болванки, килограммов по 40 веса. Брали парашют, отрезали купол от строп, и к каждой стропе подвешивалась болванка. В общей сложности до 7 тонн поднимали за раз. Поднимались на высоту 200 метров, скорость тоже 200, и проходили прямо над реактором, а наблюдатель, который сидел на здании неподалеку, давал команду сброса - все было рассчитано. И так работали постоянно, по кругу", - говорит он.

Петров помнит, что на Украине в конце апреля стояла теплая и солнечная погода, а местные жители не хотели покидать дома. "Сообщениям о заражении, опасности местные не верили, не хотели уходить из зоны поражения. То поколение помнит войну, взрывы, бомбежку, а тут же ничего не видно. Погода тогда была точно такая же, как сейчас в Москве. Бабушки сажали картошку на огородах", - рассказывает он.

По его мнению, ошибки в организации работ в таких случаях неизбежны: подобная авария случилась в первый раз, и никто не имел соответствующего опыта работы, поэтому наладить процесс дезактивации реактора получилось не сразу.

"Чтобы наладить процесс, потребовалось больше суток. В остальном - в советские времена все решалось мгновенно. Все, что было необходимо, сразу привозилось, доставлялось. А сначала никто из командиров не знал, что делать. Мы слетали на разведку, но команды никакой не поступало. Время подошло к темноте, и мы полетели обратно в Чернигов, а утром опять вылетели в район Чернобыля. Где-то к обеду следующего дня нам привезли несколько таких тележек, контейнеров, которые раскрываются, как ковш экскаватора. Мы подвесили их на вертолеты и загрузили песком, так как свинца не было. Потом полетели на разрушенный реактор, зависали над ним и сбрасывали песок. А с третьего дня работа пошла в конвейер", - вспоминает бортинженер.

Он уточнил, что авиация прибыла к месту аварии первой: "Туда пригнали десятки вертолетов, все типы, которые были на тот момент. Их было настолько много, что трудно было встать в очередь за грузом, который нужно сбросить".

Жарков, отвечая на вопрос, что ему запомнилось больше всего в той командировке, говорит, что понимал, что происходит, хотя это не было похоже на фильм-катастрофу:

"Обыкновенная работа, рутинная. Никто не говорил "вы будете героями" или что-то подобное. Мы просто работали, и я не слышал, чтобы кто-то отказался. Сознанием я понимал масштаб события, но надеялись, что не с нами все случится. Что такое ядерная угроза и радиация, мы, конечно, знали, в армии нас готовили к этому. Единственное, что напоминало о ее действии, это металлический привкус во рту, когда садился в вертолет", - вспоминает он.

Испуга не было, как и защиты

"У нас на вертолете стоит датчик, ДП-5 он называется, - вспоминает Петров. - Максимальная шкала этого прибора 500 рентген в час, и он зашкаливал. Тут стало понятно, что все серьезно и шутки плохи. Но испуга не было. Мы немного другого поколения - тогда Афган только шел, примеры были, на ком учиться. Поэтому никаких особых страхов не было, тем более она не чувствуется – радиация. Единственное, когда в окошко выглянешь, лицо становилось красноватым, ядерный загар это называется".

Тем временем на объект продолжали прибывать специалисты-атомщики, они оценивали нанесенный аварией ущерб. "29-го или 30-го апреля на моем вертолете летала первая комиссия по расследованию взрыва реактора. Они нам не представились, но реакция у главного из них была очень эмоциональной, он был сильно взволнован. Возможно, это был инженер или конструктор, в общем, представитель атомной промышленности. Они были с кинокамерами, тепловизорами, засняли все это – температуру, разрушения. И потом, видимо, уже после 1 мая, начали делать какие-то выводы", - рассказывает Петров.

Жарков помнит, что никакой особенной защиты у ликвидаторов не было, а полученные летчиками и членами экипажа дозы облучения сознательно занижали, чтобы те не набрали по документам допустимые уровни слишком быстро, иначе их требовалось бы заменять.

"На полу вертолета лежали свинцовые листы, но, как нам сказали, это тоже не слишком помогает. Еще в кабине экипажа Ми-26 стоял противоатомный фильтр, через который в кабину подается воздух. Были еще дозиметры, но они там присутствовали символически. По дозиметрам нам не записывали дозу облучения. Допустим, я прилетал, набрав 18-20 рентген в час, мне записывают 6-7 рентген. Был неофициальный указ писать меньше, чтобы экипажи быстро не набирали дозы, иначе их приходилось бы часто менять. Вот за 4 или 5 дней набралось 25 рентген по документам", - пояснил собеседник.

Эта величина - 25 рентген - считается дозой кратковременного гамма-облучения, которая не вызывает клинических симптомов. У ликвидаторов были индивидуальные датчики, но и они появились не сразу.

"В первые два дня у нас никаких датчиков не было, поэтому истинную дозу облучения мой экипаж не знал", - говорит Петров. Потом военным выдали ДП-5, дозиметрический прибор, действующий по принципу батарейки. Сначала его заряжают, а когда по нему проходит радиация, он разряжается, и это показывает степень его облучения.

"А вообще самая хорошая защита в таких условиях - это когда часто меняешь одежду, - уверен Александр. - И чем чаще моешься, тем лучше. Никакая другая защита в этом деле не помогает. Надевать химзащитные костюмы и маски не рекомендуется. Медикаменты от радиации не защищают, по крайней мере, мне об этом неизвестно. Вино, водка, которые якобы уменьшает последствия облучения – это тоже все бабушкины сказки. Когда человек целый день работает в таких экстремальных условиях и все понимают, что такое 500 рентген в час… Это очень стрессовое состояние".

По мнению Жаркова, летный состав берегли больше остальных, поскольку подготовка таких кадров - процесс дорогостоящий, да и работа в воздухе была безопаснее, там было меньше радиоактивной пыли.

"Проверил ботинки - 5 рентген от подошвы, куртка - 1,5 рентген по прибору. Нас, летный состав, берегли, мы каждый день меняли одежду. А тех, кто были на земле, конечно, берегли меньше, и они очень здорово наглотались этой пыли", - отмечает Сергей.

На вечной стоянке

Значительное количество техники, которая работала на ликвидации аварии на ЧАЭС, получила облучение и стала непригодной для дальнейшего использования. Вертолеты и грузовики уже более 30 лет ржавеют на полигоне под Чернобылем.

"Потом, после полетов, мой борт три года чистили, меняли все, что на нем можно заменить, и через три года я все-таки его отогнал в могильник. Современные сплавы, из которых выполнен вертолет, содержат редкоземельные металлы, и они очень хорошо впитывают в себя облучение. Так что с очисткой вертолетов ничего не получилось. Все борта, которые участвовали в ликвидации, были отогнаны на свалку под Чернобылем. Я проверял по спутниковым снимкам в интернете, фюзеляж моего вертолета там стоял", - рассказал Петров.

Однако в период его работы на ликвидации аварии внештатных ситуаций во время полетов не было, как и сбоев техники.

"Мы работаем на вертолетах Ми-26, они того поколения, где минимум электроники. В те времена все было ламповое, поэтому радиация на приборы не влияла", - пояснил бортинженер.

"Я был женат, у меня к тому времени уже был ребенок. Моя супруга даже вспоминать эту тему не хочет – столько она пережила, очень волновалась, - вспоминает он. - В Москве мы после возвращения три недели лежали в госпитале. Прошли полную проверку здоровья, практически все были годными после обследования. Лежали, кстати, вместе с космонавтами, которые тоже там проходили комиссию".

А еще после увольнения из армии военным пришлось подтверждать свое участие в ликвидации аварии через суд, с привлечением свидетелей. После распада Союза оба собеседника агентства столкнулись с трудностями, как и многие их сослуживцы.

"У нас в командировочных заданиях было записано "перегонка авиационной техники". И когда мы закончили работать на ликвидации, еще не было создано никакой воинской части, которая бы контролировала прибытие-убытие личного состава, - рассказывает Александр. - И у нас на руках, кроме карточек доз облучения, никаких подтверждающих документов, что мы летали над реактором, нет. Нигде не зафиксировано, что экипаж, в состав которого входил я, был в Чернобыле. По окончании военной службы, когда пришло время уходить на пенсию, мы должны были получить гражданские корочки. Но чтобы получить удостоверение чернобыльца, нужна была справка из специальной воинской части, а у нас, естественно, таких справок нет. И получить эту справку через Украину не представлялось возможным".

Жарков подтверждает его слова: "Бардак был же. На справках, которые нам выдали, было написано просто "участвовал в ликвидации аварии", но не было написано, что работал в 30-километровой зоне".

"Пришлось подавать в суд, вызывать трех свидетелей, которые бы подтверждали, что я в составе экипажа действительно был в Чернобыле и летал там столько-то дней, - продолжает Петров. - Весь наш Торжок, все, кто летал - человек 50-60, мы прошли в Чернобыле в апреле-мае и практически все ушли без этих справок, нам пришлось подтверждать их потом".

Сейчас оба бортинженера работают в Московском авиационном центре, хотя Петров живет в Ярославле. Каждую годовщину 26 апреля Александр вместе с другими ликвидаторами приходит на митинг к памятнику жертвам радиационных аварий и катастроф.